Обнаженная в зеркале
Шрифт:
Стелла лукаво улыбнулась, словно вспоминая какое-то забавное, но отнюдь не неприятное приключение. Потом насмешливо взглянула на своих спутников.
– Вы хотите узнать историю одной удивительной ночи в Венеции? Та Венеция, о которой я говорю, очень отличалась от романтических легенд, созданных поэтами и художниками. Венеция в то время царила на море. Из всех портов мира сюда свозилось всё самое ценное, самое удивительное и самое бесполезное. Во всех этих старых дворцах, в которых сейчас живут лишь воспоминания, расцветала, на первый взгляд, утончённая культура. Однако вся эта
Мужчины и женщины в Венеции также были фальшивыми и лицемерными. Большинство светлых локонов венецианок на самом деле были всего лишь париками. Нежному цвету лиц, увековеченных современниками-художниками, они были обязаны секретным восточным снадобьям. Стройные, хрупкие фигуры были результатом диеты, массажа и корсетов. Природа не имела к этому никакого отношения. За пристойной внешностью этих небесных созданий скрывались похоть и порок.
Стелла немного отпила из бокала.
– А что насчет мужчин? – спросил Ван Нордхайм. – Они тоже были подделками?
Стелла рассмеялась.
– Мужчины были даже более фальшивыми, чем женщины. Для несведущего наблюдателя они были храбрыми воинами, искусными дипломатами. Стройные, мускулистые, они казались воплощением мужественности. На самом же деле они были совершенно не сведущими в любовных делах. Сознавая этот недостаток, венецианские мужья позволяли женам иметь приятеля – «чичисбея».
– Весьма необычно, – заметил Ван Нордхайм.
– Нет, – возразил Адам, – существование института жиголо – вполне почтенная традиция. Однако вернёмся к нашей истории.
Стелла сделала ещё глоток.
– Проблема с чичисбеями заключалась в том, что они были столь же неискусны в любви, как и мужья. Так что венецианские аристократки нигде не получали удовлетворения. Представьте себе разочарование девушки в первую брачную ночь, когда её супруг начинал раздеваться. Он снимает парик, и его лысина сияет в свете свечей, словно полная луна. Он снимает накладки с плеч и икр. Его юношеская стройность исчезает вместе с корсетом. Когда он снимает штаны с гульфиком, исчезают иллюзии о его мужских достоинствах. Последняя капля – когда он вынимает вставную челюсть и кладет в специальный стакан.
Женщинам было мало радости от таких любовников.
Антония (друзья называли ее Тони) отличалась большей смелостью, чем многие венецианки. У её супруга, достойного дожа, были кривые ноги и вставная челюсть, как и у большинства других. Приставленный к ней чичисбей средних лет имел покатые плечи и плешивый лоб. Ясно, что в таких обстоятельствах молодая женщина не отказывалась от развлечений на стороне.
Венецианская Торговая палата – так вы бы назвали это учреждение сегодня – распространяла слухи, что Венеция – «город любви», дабы привлечь туда побольше туристов. В рекламной кампании участвовали немытые гондольеры, вся страсть которых уходила на распевание романсов; на самом деле большинство их были платными агентами дожа и инквизиции.
И вот в городе распространились слухи о необычном приезжем: маге, алхимике, искателе приключений, возможно, шпионе. Его «везение» в азартных играх было настолько постоянным, что его уже выслали из нескольких стран. Загадочного человека звали Джакомо Джованни де Сенгаль, однако все знали его под именем Казанова.
– Итак, это был тот самый великий любовник. Полагаю, он был красив и одет по последней моде? – спросил Адам.
– Казанова вовсе не был красив или изысканно одет. У него был низкий лоб, густые брови и внушительный нос, который приводил женщин в возбуждение.
В отличие от большинства венецианцев, Казанова определенно был «любителем женщин». Они слетались к нему, как пчёлы на мед. Он обманывал их мужей и в постели, и за карточным столом. Везде: во дворцах и в карточных притонах – этот приятель сильных мира сего и любовник известных красавиц вызывал восхищение женщин и неприязнь мужчин. Ходили слухи, что он занимается магией.
– Он ведь был знаком с другим знаменитым мошенником, графом Калиостро? – вставил Ван Нордхайм.
– Да, но в отличие от него Казанова не претендовал на бессмертие; его интересы простирались в другом направлении.
Казанова познакомился с Антонией на каком-то приёме. На неё не произвела впечатления его репутация похитителя женских сердец. Опыт научил её не доверять слухам: претенденты на звание великих любовников, как правило, оказывались великим лжецами.
К несчастью Казановы, несколько фраз, которыми он обменялся с Антонией, улыбка, с которой она его выслушала, вызвали ревность дожа. Он не возражал против ухаживаний чичисбея, которого сам выбрал в соответствии с местным обычаем. Однако правителю Венеции не понравилось, что его жене оказывает знаки внимания карточный шулер.
Законы Венецианской республики были такими же фальшивыми и лицемерными, как и всё остальное в этом городе. Один взгляд дожа, кивок головы начальника полиции – и Казанова оказался в единственном подлинном учреждении: в темнице, известной как Свинцовая тюрьма. Он был обвинён в карточном жульничестве и в занятии магией без лицензии.
– И что же тогда предприняла несчастная Антония? – с иронией спросил Адам.
– Судьба иностранца с большим носом ничуть не интересовала Тони. Всё это было в порядке вещей. Несчастные заключённые, оказавшиеся в зловещей темнице, навсегда исчезали за свинцовыми стенами. Что же касается нескольких комплиментов, которые Казанова успел ей сказать, то у Антонии не было недостатка в восхищении со стороны поэтов и льстецов.
Казанова погиб бы в тюрьме, если бы последовавшие за его арестом события не возбудили у Антонии интерес к нему. На следующее утро к ней пришла юная Мария Пиа, жена адмирала. Глаза у неё были красны, и сама она была очень расстроена.
– Тони, – сказала она, – ты должна освободить его!
– Освободить кого? – удивилась жена дожа.
– Казанову, разумеется, – всхлипнула Мария Пиа.
Тони рассмеялась. Однако она была заинтригована. Хорошенькая Мария Пиа вряд ли стала бы переживать из-за мужчины, не обладавшего выдающимися достоинствами. (Тут Антония вспомнила про нос Казановы.)