Обнаженная в зеркале

Вирек Джордж Сильвестр

Когда Тони уже изнемогала от любовной игры, он перешёл к решительному штурму. Но как нежно и деликатно он это делал! Когда её стоны показали, что она готова сдаться, он взял её на руки и осторожно отнес в будуар. Он не только погасил все свечи, но и задернул тяжёлые, парчовые шторы на окне, чтобы в комнату не проникал свет факелов, которые всю ночь горят во дворе. Тони не могла сдержать улыбки. Такая скромность была бы естественной у неопытного юноши, но казалась странной у признанного адепта любви.

«Какая деликатность, – подумала Тони, – он ведет себя так, словно я девственница». (Нельзя

сказать, что она была этим обижена.)

В непроглядной тьме Казанова скинул с себя одежду и очутился в её объятиях.

На лице Стеллы появилось отсутствующее выражение, словно она оказалась где-то очень далеко.

– Да, Мария Пиа, Мариетта, Фиора и Люсия не преувеличивали его достоинств. В любви Казанова был ласковым, но неистовым. Века ожидания воплотились в этих моментах наслаждения. Один экстаз сменялся другим. Казанова был неутомим – настоящий сверхчеловек. Самые безумные мечты поэтов и любовников обрели плоть и кровь. Но там, где человеческие силы должны были бы иссякнуть, он продолжал как ни в чём не бывало.

Это действительно была бы трагедия, если бы такой талант сгинул в тюрьме. Наконец, Тони попросила сделать передышку. Она начала опасаться, что он действительно вступил в сделку с дьяволом.

Это был подвиг, превосходящий возможности простого смертного; невероятный, непостижимый, сверхъестественный. На какое-то мгновение Тони забыла о своих страхах погубить душу, полностью отдавшись телесному наслаждению. Возвращая ласки, она кусала его за ухо, впивалась в его губы; однако когда она пыталась продвинуться дальше, Казанова, словно застенчивый мальчик, пресекал её поползновения.

Что за странное поведение, думала она. Зачем ему понадобилась полная темнота? Может, он хочет скрыть какое-нибудь уродство? Или какое-нибудь необычное родимое пятно? Возможно, дьявол, его хозяин, пометил его каким-то зловещим знаком?

Тони твёрдо решила разгадать загадку. Откинувшись на подушку, она прошептала:

– Я больше не могу. Мне нужно отдохнуть.

Казанова сразу же подчинился. Он прилёг рядом с ней, накрыл их бархатным одеялом и нежно взял её руки в свои. Тони ровно дышала, притворяясь спящей, а сама наблюдала за ним из-под полуприкрытых век. Когда Казанова решил, что она погрузилась в объятия Морфея, он осторожно высвободился из её объятий и отодвинулся.

Когда взошло солнце, и Тони проснулась, он уже сидел на кушетке, полностью одетый. Теперь Тони была совершенно уверена, что он что-то скрывает от неё. Но что это может быть?

За завтраком обсуждались планы бегства Казановы из Венеции. Они решили посвятить ещё одну ночь любви. А наутро судно, специально нанятое Тони, доставит Казанову к более дружественным берегам, где его не достанут длинные руки венецианского дожа.

Стелла подняла свой стакан, но он оказался пуст.

– Позвольте мне налить Вам, – предложил Ван Нордхайм. – Всё это так интересно. Пожалуйста, продолжайте.

– Вечером Тони вернулась в любовное гнездышко. В глазах Казановы по-прежнему светилась собачья преданность. Любовники принялись за изысканный ужин. Маленький паж Тони – африканский мальчик в короткой курточке и цветных шароварах, подавал восхитительное вино, привезённое специально для дожа с острова Самос. Казанова с наслаждением осушил несколько бокалов.

После ужина он повторил ритуал предыдущей ночи. Вновь загасил все свечи и задернул шторы на окне. «Возможно, – подумала Тони, – это часть договора с дьяволом: он может заниматься любовью лишь в темноте». Однако не было никаких сомнений в его мастерстве и огромном опыте в любовных делах. Он без устали ласкал возлюбленную, но каждый раз, когда она пыталась исследовать источник наслаждения, мягко и целомудренно пресекал её поползновения.

Тони терпеливо ждала, зная, что её любопытство скоро будет удовлетворено. И вот рука Казановы замерла, голова упала на её грудь. Он заснул. Снадобье, подмешанное в вино, сделало своё дело.

Убедившись, что он полностью отключился, Тони зажгла свечу на столике рядом с кроватью. Поначалу она ничего не могла понять, потом рассмеялась. В венецианских мужчинах было очень мало подлинного. Все эти парики, вставные челюсти, накладные плечи и икры… Но одно у них было настоящим. У Казановы были густые волосы, мускулистое тело и собственные зубы, но в одном отношении он был обделён природой. И исправил этот недостаток с помощью хитроумного приспособления. Это была искусная и впечатляющая работа, достойная Леонардо да Винчи или Бенвенуто Челлини.

– Стало быть, – заметил Ван Нордхайм, – у Казановы были все качества, необходимые для ублажения женщин, за исключением одного. Полагаю, он использовал это устройство не для собственного удовлетворения, но чтобы доставить наслаждение женщине.

– Если твоё объяснение верно, – вмешался Адам, – то Казанова всё-таки был великим любовником.

Стелла вздохнула. Потом, сославшись на головную боль (вероятно, мнимую), покинула их, сказав, что возвращается на корабль. Она не успела далеко отойти, когда к ней присоединился молодой человек. Судя по стройной фигуре и развязной походке, это был неизменный Феликс, хотя Адам не был точно уверен.

Мужчины встали и молча пошли вдоль Большого канала к Дворцу Дожей. Войдя в старинный дворец, они оказались во власти красочного прошлого древнего города.

– Рассказ Стеллы, – нарушил молчание Адам, – кажется мне явной выдумкой. Она любит искажать историю.

– Но она хорошая рассказчица, и в её устах всё это звучит весьма убедительно, – возразил Ван Нордхайм.

– Да, но ведь нельзя же принимать всерьёз…

Ван Нордхайм резко остановился.

– Посмотрите!

Он указал на картину в старинной золочёной раме. На портрете была изображена знатная высокомерная дама.

Холодок пробежал по спине Адама. Лицо, смотревшее на него с портрета, было лицом Стеллы! Подпись на раме была неразборчива, время сделало своё дело. Всё, что они смогли разобрать – «Антония, супруга дожа».

Глава 12

Тайна Сфинкса

СТЕЛЛА сидела на палубе рядом с Адамом.

– Если бы корабли оставляли за собой следы на воде, – задумчиво сказала она, – сколько глубоких морщин пролегло бы на глади океана.

Вдалеке, в синей дымке, показалось серое побережье Египта.