Обнаженная в зеркале
Шрифт:
Внезапно из глубин океана показалось громадное чудовище.
– О Боже, что это? – воскликнул Адам. – Черепаха! Помните, что Стелла рассказывала о какой-то богине, которая время от времени принимает обличье черепахи.
– Да, – согласился Ван Нордхайм. – Как она швырнула черепаший суп в Феликса!
– А однажды черепаха чуть не опрокинула катер, на котором я возвращался с Капри…
Огромное животное выползло из моря и с необычной быстротой поползло к двум мужчинам. Его зеленоватый панцирь блестел в лучах заходящего солнца.
– Пойдемте отсюда, – крикнул Ван Нордхайм. – Эти существа бывают злобными. Они могут в один миг отхватить вам ногу.
Но Адам, заворожённый зрелищем, не двинулся с места.
Светящиеся глаза, окруженные красными ободками, с ненавистью уставились на толстого голландца. Когда взгляд огромного пресмыкающегося обратился на Адама, в нём уже не было такой ярости, хотя угроза осталась.
– Пойдем
Он схватил Адама за руку и потащил прочь. На этот раз Адам последовал за ним.
Увидев, что мужчины ретировались, чудовище помедлило, поворачивая голову из стороны в сторону. Что-то похожее на улыбку (если черепахи могут улыбаться) появилось на мрачной морде. Затем, словно ей всё опротивело, черепаха вернулась в море.
Адам и Ван Нордхайм медленно вернулись на то место, откуда им пришлось бежать.
– Это была реальность или самовнушение? – язвительно спросил Адам. – Очевидно, это существо появилось в самый психологически подходящий момент – когда Вы оскорбили богиню. Мою богиню.
– Всё вполне реально, – проворчал голландец. – Черепахи здесь не редкость. Вот если бы на берег выползла акула…
Внезапно Адам остановился.
– Посмотрите сюда! Какие странные знаки оставило на песке это животное.
Мужчины склонились, изучая следы черепахи.
– Это напоминает какой-то рисунок-головоломку, – пробормотал Ван Нордхайм.
– Это напоминает санскрит, – пояснил Адам.
– Неужели?
– Да. И если немного знать этот язык, то можно прочитать – Стелла.
Автобиография [41]
Меня называли «буревестником американской литературы». Так оно и есть. Моя жизнь всегда была бурной. В момент моего рождения (31 декабря 1884 г.), в Мюнхене, в постель, где я появился на свет, влетела пуля от запоздалого выстрела.
Постоянно обгоняя время, я родился на два месяца раньше ожидаемого. Моя мать – уроженка Сан-Франциско и двоюродная сестра моего отца. Ее отец Вильгельм Вирек, современник Карла Шурца [42] , приехал в США в 1849 г. с помощью (своей сестры) моей бабушки по отцовской линии Эдвины Вирек, которую называли «самой красивой актрисой Берлина за последние сто лет». Её бюст в Королевском театре был уничтожен во время Второй мировой войны точным бомбометанием.
41
Twentieth Century Authors. First Supplement. (Ed.) Stanley J. Kunitz. N.Y., 1955. P. 1032–1034. Пояснения в скобках добавлены редактором.
42
Карл Шурц (1829–1906) – участник германской революции 1848 г., после её поражения эмигрировавший в США; генерал армии северян во время гражданской войны, сенатор (1869–1875), министр внутренних дел (1877–1881); пользовался большим авторитетом среди американцев германского происхождения.
Мне было одиннадцать лет, когда мой отец, такой же буревестник, решил эмигрировать в Соединённые Штаты. Некогда он был социал-демократическим депутатом Рейхстага. Просидев целый год в одной тюремной камере с партийным лидером (Августом) Бебелем, он обнаружил, что не верит в «диктатуру пролетариата», и покинул партию. Я был поражён, увидев, его портрет и переписку с Марксом в Музее Маркса-Энгельса в Москве (в 1929 г.). Энгельс, соавтор «Манифеста Коммунистической партии», был свидетелем на свадьбе моих родителей в Лондоне (в 1881 г.).
Мы – пишущая семья, разводящая книги, как кроликов. Мой отец Луи Вирек [43] – автор ряда научных книг. Моя жена редактировала многие образовательные издания. Мой сын Джордж Сильвестр младший, который погиб при Анцио, защищая Соединённые Штаты, редактировал сборник «Перед тем как Америка решит», изданный в Гарварде (в 1938 г.). Мой (старший) сын Питер Вирек [44] , историк и поэт, удостоен Пулитцеровской премии за стихи.
В возрасте 12 лет я написал теософское эссе, основанное на чтении эзотерических книг. В 14 лет я набросал в школьной тетради по-немецки повесть «Элеонора, или Автобиография вырожденки». Это сочинение – посвященное Эмилю Золя и, по счастью, не опубликованное – ныне покоится в архиве профессора Альфреда Кинзи.
43
Луи Вирек (1831–1921) после переезда в США занимался педагогикой и журналистикой, пропагандируя изучение и сохранение американцами германского происхождения родного языка и культуры.
44
Питер Вирек (1916–2006) – поэт, философ, историк, теоретик неоконсерватизма; получил Пулитцеровскую премию за первый сборник стихов «Террор и декор» (1948).
Мой первый сборничек, содержавший дюжину стихотворений на немецком языке с предисловием Людвига Льюисона [45] , вызвал ажиотаж. Меня называли «вундеркиндом». Когда выдающийся драматург Людвиг Фульда [46] посетил США, он увез с собой все мои немецкие стихи и побудил фирму Котта, издававшую ещё Гёте, выпустить их. Это было в 1906 г.
Первый сборник моих английских стихотворений, появившийся годом позже, «Ниневия и другие стихотворения», произвёл фурор. Меня прославляли как ведущего американского поэта страсти и как освободителя американской поэзии от оков пуританизма. Тщеславный мальчишка, я решил стать американским классиком. Литературное приложение к «Нью-Йорк тайме» два раза подряд отводило первые полосы юному гению. Моими поэтическими предками были По, Уитмэн, Суинберн, Россетти, Уайльд, лорд Альфред Дуглас [47] , Гейне и забытая ныне поэтесса Мари-Мадлен [48] .
45
Людвиг Льюисон (1882–1955) – прозаик, критик, историк литературы; родился в Германии, в 1890 г. привезён родителями в США; близкий друг Вирека на протяжении более полувека.
46
Людвиг Фульда (1862–1939) – немецкий драматург, популярный в конце XIX и начале XX вв.
47
Лорд Альфред Дуглас (1870–1945) – интимный друг Оскара Уайльда; поэт и мемуарист; многолетний знакомый Вирека, который высоко ценил его поэзию.
48
Мари-Мадлен (настоящее имя Мари Мадлен баронесса фон Путкаммер; 1881–1944) – немецкая поэтесса. В собрании В.Э. Молодякова находится экземпляр сборника её стихов «На Кипре» (1900) с владельческой записью Вирека 1903 г. и его экслибрисом.
Когда я ещё учился в колледже, мой друг и советчик Джеймс Хьюнекер [49] , обеспечил издание моей книги «Игра в любовь и другие пьесы». Хотя эти несколько заумные пьески не предназначались для сцены, одну из них поставили в Японии [50] . Городской колледж Нью-Йорка делал мне поблажки, позднее дававшиеся только спортсменам: в 1906 г. я получил степень бакалавра, несмотря на прискорбный провал по химии, физике и математике. Президент колледжа Джон Финли [51] нашёл мне работу в редакции «Current Literature». Почти десять лет я был заместителем редактора этого журнала. Я также редактировал собственный журнал «International», целью которого было представление американскому читателю наиболее смелых европейских авторов. Кроме того я был литературным редактором журнала на немецком языке «Deutsche Vorkaempfer», который издавал мой отец.
49
Джеймс Хьюнекер (1860–1921) – музыкальный, литературный и художественный критик.
50
Пьеса Вирека «Минутное настроение» в переводе реформатора японской сцены Каору Осанаи была поставлена в марте 1912 г. труппой «Субботний театр» в Токио.
51
Джон Финли (1863–1940) – деятель образования; с началом Первой мировой войны прославился жёсткими мерами против оппозиционных настроений в школах.
Я всегда хотел быть живым мостом между страной моего рождения и приёмной родиной. Подобно двум великим людям, дарившим меня своим доверием и дружбой, – Теодору Рузвельту и императору Вильгельму II, я считал, что будущее западной цивилизации зиждется на сотрудничестве трех стран, которым я обязан более всего, – Соединенных Штатов, Англии и Германии. Две мировых войны свели на нет мои усилия и почти полностью сломили меня.
Через неделю после начала Первой мировой войны на газетных прилавках появился мой журнал «Fatherland», ратовавший за «честную игру» в отношении Центральных Держав. Он стал мощным рупором общественного мнения и всего за несколько месяцев достиг тиража в 100 000 экземпляров. Когда США разорвали отношения с Германией, он был переименован в «American Monthly».