Обнаженная Япония
Шрифт:
В этом смысле повесть-пьеса «Сливовый календарь любви» сильно напоминает не только древние японские романы, но и современную любовную прозу и сериалы, особенно учитывая, что произведения Тамэнага издавались небольшими свитками — «сериями». Такая литература всегда была и будет востребована, а в случае с Ёсиварой она стала фактором нейтрализации некоторой моральной деградации самурайского общества, выразившейся в узаконивании и процветании «веселых кварталов». Грустные истории, которыми часто оканчивались романы и повести о любви в Ёсиваре («Сливовый календарь» — исключение из правил), подтачивали боевой дух японских рыцарей, делая их все более чувствительными и восприимчивыми к песням девушек с тростникового болота, даже если рыцари и приходили туда только для удовлетворения физиологических потребностей. Считалось хорошим тоном, если у благородного воина то и дело «капали слезы на копье», — а это прямой путь к разложению и деградации идеалов «Хагакурэ», с одной стороны. С другой — формировался новый тип отношений к любви во всех слоях общества, даже самых консервативных. Любовь — вечна. Самураи — нет.
Любовь вкушая вновь и вновь,
Я не заметила рассвет.
Близка разлука — слезы лью,
И рукава влажны.
Мне говорил он про любовь —
Да правда это или нет?
Случайно ль вымолвил: «Люблю» —
Иль я ему милей жены?
Ах, сердце некому открыть.
Хоть ты с собою позови —
О как же грустно вечно жить
В квартале проданной любви! [44]
Но любовь любовью, а что же секс? Нет, секса в «календарных» произведениях о любви в Ёсиваре практически не было. Чтобы найти его, придется снова перейти на другую «тропинку».
44
Пер. А. А. Долина.
Неудержимая страсть
«Сливовый календарь любви» — гламурная повесть об отношениях богатой проститутки-ойран с пламенным воздыхателем. Но не стоит забывать, что куртизанок столь высокого ранга практически никогда не насчитывалось в Ёсиваре больше десятка. Для остальных же — «напитки покрепче, слова покороче». Тут уж, как ни крути, как ни изображай высокие чувства, а каждому из участников встречи было ясно, кто к кому и зачем пришел:
Ночью минувшей дождик окропил
Персика розовые цветы.
Много ли тратит румян и белил
Юная гейша в расцвете красоты?
Спустится вечером в залу на часок
И перед зеркалом, будто невзначай,
Спросит: «Милей тебе персика цветок
Или цветок любви? Ну-ка отвечай!»
Гость улыбнется: «Персиковый цвет
Равных себе не знает под луной».
В гневе красотка: «За такой ответ
С персиком и толкуй — только не со мной».
Если же вы насладиться хотите
Прелестью нежной живого цветка,
Не пропустите, к нам загляните!
Летняя ночка так коротка... [45]
Пока гость наслаждался песнями и танцами приглашенных гейш, дзёро — проститутки менее высокого статуса, чем ойран, — ожидали клиента: «Если вы зашли в дома второго или третьего ранга, то процедура там совершенно иная и очень проста. Тем не менее, что очень важно для посетителей низкосортных домов: следует всегда быть крайне внимательным, иначе ваш кошелек немедленно окажется выжат слугами и служанками того места. Как они, так и девушки в таких заведениях не могут быть названы честными и добрыми, и если видят, что гость — провинциал или незнаком с этим кварталом, то их уловки для его соблазнения бывают настолько замысловатыми, что он, по крайней мере, будет вынужден потратить все наличные деньги.
45
Пер. А. А. Долина.
Распутник, привычно посещающий этот квартал еженощно, приходит в знакомый дом, а на следующее утро у него в кармане ни гроша. Если девушка любит его, то может ссудить деньгами; если же нет, то отказывается платить по его счету» [46] .
После того как денежные вопросы оказывались решены, можно было переходить в отдельные покои и... к предварительным ласкам. В Японии до сих пор поцелуй — естественная для европейцев форма выражения эротической симпатии к существу противоположного пола — является чем-то странным, предосудительным орудием женщин из Ёсивара, а не способом коммуникации влюбленных. Японцы целуются редко и делают это весьма своеобразно (см. Приложение). Поцелуй тут явно относится к области интимных предварительных ласк, и японское издание индийской «Камасутры» примерно так поцелуй и «позиционирует», подразделяя его на несколько видов: «Поцелуй незначительный — когда девушка лишь касается рта возлюбленного своим ртом, но сама не делает ничего. Поцелуй трепещущий — когда девушка, оставив на время свою застенчивость, желает коснуться губы, вошедшей к ней в рот, и для этого двигает своей нижней, но не верхней губой. Касающийся поцелуй — когда девушка касается губы возлюбленного языком и, закрыв глаза, кладет свои руки на его. Прямой поцелуй — когда губы возлюбленных прямо соединяются. Изогнутый поцелуй — когда головы возлюбленных склоняются друг к другу с небольшого расстояния» [47] .
46
Цит. по Фесюн А. Н. Ёсивара.
47
Цит. по Фесюн А. Н. Ёсивара.
Поцелуи, покусывания, легкие щипки и сдавливания шеи следовали в начале свидания, когда дзёро и гость оставались наедине — полуодетые, поскольку кимоно легко подразумевает такую степень обнажения, и возбужденные танцами и саке. Естественно при этом, что японский мужчина обращает внимание в первую очередь на те признаки красоты и сексуальности женщины, которые уже знакомы вам по сочинениям Ихара Сайкаку: на ее обнаженную, выгнутую, часто подбеленную шею, голые пятки — венец эротизма и на главный признак бурного темперамента и высокой чувственности женщины — оттопыренные пальцы ног. Собственно, больше ничего из-под кимоно не видно.
Вероятно, в ласках этих немногих доступных мест японцы были мастера. Известно, что выпускались специальные наставления, руководства по воздействию на эрогенные точки на теле человека, которые изображались на специальных схемах. Ничего эротического, однако, в таких наставлениях нет. Они скорее напоминают современные нам «инструкции по чистке яйца, сваренного вкрутую» или «Пособия по петтингу», какие ныне во множестве издаются в Японии. В таких наставлениях объясняются очевидные нам с позиции сегодняшнего дня вещи, хотя, возможно, для своего времени это была очень «продвинутая» в сексуальном плане литература.
В описании интимных контактов во избежание оскорбления нравственности средневековые японцы прибегали к китайскому способу шифрования сексуальной техники цветистыми поэтическими терминами, не оставляющими, впрочем, своей прозрачностью сомнений в точности догадок. До нас дошли несколько подобных манускриптов, составленных завсегдатаями Ёсивары. Один из таких знатоков, некий Окада Сёги, в 1794 году описывал женскую грудь как «многообещающие цветы тела, на них следует дышать и касаться рукой и языком», предварительные ласки именует «дрожащим шелком», а половой акт «умащиванием птички в гнезде». В старой китайской традиции «кручением стебелька» назван оральный секс, а куннилингус — «поисками зернышка». Совокупление сзади ассоциировалось с «разрезанием дыни»; взаимная мастурбация наводила на мысли о «смешении росы»; эрекция была подобна «дереву плоти»; лобковые волосы — «черному мху». Конечная цель, то есть оргазм, называлась «лопающимся фруктом» [48] .
48
Цит. по Фесюн А. Н. Ёсивара.
Стоит заметить, что китайские трактаты о любви, как ранние, так и ровесники ёсиварских путеводителей, были значительно более подробны и поэтичны, а их иллюстрации, в отличие от японских гиперболизированных гравюр, рассказ о которых еще предстоит, действительно являлись иллюстрациями, исчерпывающе дополнявшими текст учебных пособий по изощренному (опять же в понятиях XVIII века) сексу. Тот век был горячим временем и в Европе — начиналась эпоха расцвета эротических талантов Казановы, маркиза де Сада и сотен тысяч их гораздо менее именитых последователей. Но если в Европе подобных «сексуальных активистов» ждала сомнительная, хотя и прочная слава (вспомним, что маркиз де Сад таки умер в психиатрической лечебнице), то в Японии даже немногочисленные христиане были не прочь прикоснуться к таинствам божественной любви, не видя в этом никакого греха. С христианским подходом к роли женщины в сексе японцев роднило представление о том, что во время полового контакта партнерша должна была находиться или, по крайней мере, демонстрировать состояние полной внешней покорности, зависимости от мужчины, готовность потакать его желаниям. Разница только в природе желаний.