Обнаженный рыбак
Шрифт:
— Почему? — Я сузила глаза. Это было бессмысленно. Они не могли отнять меня у нее.
Прижав пальцы к закрытым глазам, она ворчала.
— Уф… Просто раньше я им нравилась. Я из кожи вон лезла, чтобы произвести на них впечатление. И мне все равно, что они обо мне думают, но я знаю, что они имеют на тебя влияние, возможно, гораздо большее, чем я. И я не хочу, чтобы они уговаривали тебя переехать обратно в Техас, потому что… — она выпятила нижнюю губу, — … я эгоистка. Я хочу, чтобы ты была со мной столько, сколько ты захочешь. Не то чтобы я думала, что смогу наверстать упущенные годы,
Я протянула руки и обняла ее.
— Я скажу им, что все было замечательно. Ты печешь и готовишь. Ты в меру заботлива. Ты не ходишь со мной в церковь, но им не нужно об этом знать.
— Я люблю тебя, Риз. Я люблю тебя больше, чем что-либо или кого-либо в этом мире. Всегда любила и буду любить.
Я отпустила ее и взяла в одну руку свою сумку, а в другую — чемодан.
— Я тоже тебя люблю. — Я впервые сказал ей это за последние пять лет. Это было правильно. Это было правдой.
— Ой… давай я сбегаю за Фишером. Он донесет твой чемодан до машины, чтобы тебе не пришлось тащить его самой.
— Я сама.
— Он донесет. Я не хочу, чтобы ты споткнулась или что-нибудь еще. — Она побежала вверх по лестнице.
— Я сама. Правда. — Я начала открывать дверь, чтобы донести его до машины.
— Фишер, ты можешь помочь Риз с ее чемоданом?
Ар! Почему?
Я едва успела вынести его за дверь, как Рори вернулся с Фишером.
Фишер в своих тренировочных шортах и без рубашки. Мокасины развязаны, как будто он только что надел их на босу ногу. Если он не собирался жениться на мне и поместить в мое чрево десять детей, то его выход без рубашки был для меня не более чем большим «пошла ты».
— Я сказала, что могу это сделать. Она меня опекает. Опять. — Я закатила глаза, чтобы разрядить обстановку и дать глазам какое-то занятие, кроме разглядывания его неестественно безупречного тела.
— Ну, теперь я здесь. Я понесу его. — Он взял у меня чемодан и направился в сторону дома.
— Пока, милая. Напиши мне, как только приземлишься. — Рори обняла меня в последний раз.
— Обязательно. Увидимся в воскресенье. — Я закрыла дверь и побежала трусцой, чтобы догнать Фишера. — Извини. Правда, я могла сделать это сама.
Фишер погрузил его на заднее сиденье моего Forester.
— Ничего страшного. — Он закрыл заднюю дверь.
— Ну, спасибо.
— Приятного путешествия.
Я кивнула, ощущая тепло его тела. Я всегда чувствовала его, даже не прикасаясь к нему. Мое тело, казалось, естественным образом тяготело к нему, как будто оно знало, где его место, прежде чем мой мозг понял это.
Мы не могли работать вместе. Мы не могли ездить в одном автомобиле. Мы едва могли находиться в одной комнате без того, чтобы когтистая потребность не разрывала меня изнутри. Должно быть, именно так ощущалась ломка.
— Риз?
Я повернулась, открыв дверь.
— Мне жаль.
Это было ужасное извинение. Мне не нужны были его слова. Фишер показал мне. Это было то, что он сделал. Он показал мне, когда ему было жаль. Это значило больше. Нет… это значило все. Но это… это печальное произнесение извинений с его губ было пустым,
— Я должен был знать лучше. Это было эгоистично с моей стороны. — Он добавил еще один слой боли к моим и без того пульсирующим ранам.
Сожаление.
Сожаление всегда ранит сильнее всего.
— Ну, я не сожалею. Ни о чем. Ты знаешь, это… — Я покачала головой, — …иронично. Взрослые, настоящие взрослые, любят читать нотации таким молодым людям, как я. Они любят рисовать картину надежд и мечтаний, бесконечных возможностей и постоянно напоминать нам, что мы можем сделать все, что угодно, стать кем угодно. Но это ложь. Потому что все, чего хотела я — это жить одним днем и разбираться во всем по крупицам. Это все, что я хотела делать. И все, что я хотела — это быть твоей. — Быстро пожав плечами, я закатила глаза к небу, чтобы сдержать слезы. — Мне не нужны ни твои извинения, ни твоя помощь, потому что они не обещают мне тебя.
Он ничего не сказал. Ни слова. Ни один мускул его тела не дрогнул. Олицетворение поражения.
— Я собираюсь влюбиться. И какому-нибудь парню повезет со мной. Он будет любить меня за то, что я есть. И ему будет все равно, где я была и куда иду. Он просто будет чувствовать себя чертовски счастливым человеком, который поцелует меня на ночь и проснется утром со мной в объятиях. Его не будет тяготить моя девственность и не будет раздражать, что я не ношу носки с кроссовками. Он станет лучшим мужчиной, найдя меня, а я стану лучшей женщиной, найдя его. Я знаю, говорят, что любовь терпелива, но это не так. Любовь — это самая яркая звезда на небе. У нее нет выключателя или таймера. Она не носит часов и не смотрит на календарь. Именно поэтому мы здесь. Это единственная истинная причина нашего существования.
Фишер умел принимать удары. Он не уворачивался и даже не вздрагивал. Он проглатывал каждое слово и позволял ему оседать где-то глубоко в голове, в сердце, может быть, в душе. И если он чувствовал неуверенность или даже дискомфорт, я так и не узнала.
— Мне пора.
Он слегка улыбнулся.
— Счастливого пути.
Я кивнула в ответ и забралась в машину. Я проехала целых три квартала, прежде чем разрыдалась.
Это был он. Он был тем самым парнем.
Поцелуй на ночь. Это был он.
Проснуться утром в его объятиях.
Мне казалось, что я вечно буду носить с собой формочку в виде Фишера, пытаясь запихнуть других мужчин туда, куда они никогда не поместятся.
Не тот ключ.
Не та деталь головоломки.
Мне суждено было довольствоваться тем, что есть, и это было отвратительно.
Глава 30
Самое ужасное в поздних рейсах? Когда их отменяли из-за механических проблем, это означало ночь, проведенную в аэропорту или, как в моем случае, поездку домой, чтобы проснуться через пять часов и снова отправится в аэропорт на ранний рейс.