Обнимашки с мурозданием. Теплые сказки о счастье, душевном уюте и звездах, которые дарят надежду
Шрифт:
– Отлично-отлично, – душа начала шустро перебирать аккуратно висевшие на плечиках костюмы.
Выбор был огромнейший: женские обличья, мужские, гермафродиты, младенцы, карлики, уродцы и красавцы всех расцветок и стилей.
– Вот прекраснейший образец! Но почему веревка на шее? – душа по-хозяйски щупала нечто полупрозрачное и кружевное.
– Понравилось? Воплощайтесь. Модель – «Тощая поэтесса, удавившаяся от несчастной любви». Срок годности двадцать три года три месяца и один день.
– Маловато! – обиженно вякнуло эфемерное
– Не нравится – не воплощайтесь, – с бархатистым дружелюбием ответил ангел, давным-давно привыкший к капризам воплощенцев.
– Мне нравится, но не все, – душа потеребила обрывок грубой веревки, свешивающейся с приглянувшегося экземпляра, и, вздохнув, перелетела к следующему варианту.
– А этот у вас что?
– Это «Мужчина, который снится всем».
– Красотища-то какая, однако. И рост, и размер… погодите, а што это у него под лопаткой торчит?
– Под лопаткой – кинжал, – охотно поделился информацией златокудрый смотритель примерочной.
– А чего у вас тут все порченное?
– Это просто такой фасон, – хмыкнул ангел. – Берете?
– Конечно нет.
Душа с ворчанием нырнула в самую гущу нарядов. Ее привлекали броские вещицы, обильно украшенные, нарядные. Прямо скажем, вульгарные, но милые сердцу. Но, как назло, именно в таких и обнаруживался тот или иной брачок.
– А это как называется? – душа азартно закуталась в алый плащ с соболями, нахлобучила на макушку огромную корону, переливающуюся самоцветами. – Я не выбрала еще, просто интересуюсь!
– Модель «Император».
– Хорошая какая штука! Не жмет нигде, швы не торчат. Подозрительно даже… А и сколько здесь срок годности?
– Шестьдесят девять лет.
– Ну, прилично. А в чем подвох?
– Что вы имеете в виду?
– Ты не финти, говори, отчего этот император белые тапки наденет!
– Модель обретет вечный покой на сорок шестом году заключения в темнице.
– Тьфу ты, да что ж ты будешь делать. Прямо заговор какой-то!
– Заговор и есть. Оформлять будем?
– Я те оформлю! Чего у вас тут брак кругом? Прям не выбрать ничего!
– А вы попроще модели выбирайте, вы же все блестящее хапаете. Ко мне какие претензии? Я на выдаче стою. Могу дать жалобную книгу. – Ангел с любопытством глянул радужным глазом на клиента. Хватит наглости жалобу накатать или сдрейфит? Редко кто так борзел, чтобы претензии предъявлять в письменном виде. Работники Небесной Канцелярии даже пари заключали. За всю историю создания Вселенной от силы штуки три жалобы и было. А где теперь эти трое, одному Боженьке и известно… а нефиг капризничать.
– При чем тут жалобная книга… вы до скольки работаете?
– До скончания
– А-а-а, отлично. Тогда я еще тут поброжу.
– Смотрите, щупайте, выбирайте. Помните, что выбранная модель обратному обмену не подлежит.
– Благодарю, – сказала душа и продолжила копошиться в нарядах. – Устарела коллекция, у-ста-ре-ла! Давно пора что-нибудь новенькое выпустить.
– Пока это не сносится, ничего новенького не предвидится.
Примерошная-2
(Продолжение по многочисленным просьбам трудящихся)
Под дверью с надписью «Просьба в дверь не долбить!» сидит длинная очередь. Сидит плотно, сплющенной гармошкой, напряженно, но на удивление тихо.
Такое впечатление, что кто-то сильный и большой им так велел. А может, даже и помог так сплющиться. И ушел по своим делам.
Неожиданно мимо очереди на последней скорости пробегает новенький и начинает, как мотылек об лампу, биться собой об дверь. Гармошка злорадно наблюдает, наконец пятый по счету из сплющенных не выдерживает:
– Шо, так сложно понять, шо закрыто?
Новенький продолжает азартно выдергивать ручку из двери.
– А куда вы без очереди прети?
– Ой, простите. Вы что, все сюда?
– Нет. Мы просто тут сели и сидим глазами хлопаем. Конечно, мы все сюда!
– Простите, пожалуйста, а кто последний?
– Вон тот с глазом последний.
– Я не последний. За мной бабушка занимала. Она щаз на разведку в соседнюю очередь сбегает и вернется. Не одна, думаю, вернется. Вся соседняя очередь с ней припрется. Но пока держитесь за мной. Садитесь, мы подвинемся.
Очередь еще больше сплющивается, освобождая крохотное местечко на лавке.
Новенький притуляется к тому, что с глазом, и начинает громко вздыхать от нервов.
– Извините, а это точно очередь, где котами воплощаются? А то я с утра уже успел в енотах и ежиках постоять.
– Точно.
– А не знаете, на всех хватит? А то вот, например, белых лебедей на всех не хватило, и даже драка была. Один костюм порвали, кто-то с лебединой задницей бежал по коридору и орал: «Ура!» И это я.
(Разжимает кулак, показывает перо.)
– Обещали всем дать. Технический перерыв щаз. Наверное, шкуры пылесосят.
– А вы каким котиком хочите стать, мущина?
– Я рыжим с белой лапкой. Чтоб этой лапкой в молоко макать и лизать. Я еще три жизни назад хотел рыжим котиком быть, но что-то все не срасталось, то дальнобойщик, то балерина. А вы каким хочите?
– Я, знаете ли, сфинксом хочу быть. И чтоб мне бусики надели и жилетку связали. Мне жуть как жилетки идут. И бусики.
Очередь оживленно загалдела про черных, белых и полосатых котиков, про хвостики и лапки. Про рыбку и валяться на балконе пузом кверху. Про мух и тапки. Потом стали тренироваться мурчать.