Оболенский: петля времени I. Часть 1
Шрифт:
— Блин, а я думала, золотые… — вздохнула какая-то девушка, стоявшая неподалёку и слышавшая наш разговор. Я разочарованно покачал головой: не очень-то приятно, когда тебя подслушивают.
Меньше, чем через десять минут нас начали пускать в классы. Двери тут огромные, коридоры будто на гигантов рассчитаны, а убранства всюду, как во дворце. Даже декоративных ваз понаставили, будто дети не поразбивают их в кратчайшие сроки. Подростки они такие — чуть на них не смотришь, уже чп…
А сам экзамен — не такая уж, в общем-то, и трагедия.
Вышел из академии я совершенно другим человеком: полным энергии, счастливым из-за одного из немногих дней без «требующих перезагрузки провалов» и в целом будто заново родившимся.
С другой стороны, встретивший меня за воротами Миша был моей полной противоположностью: нервный до трясучки и почему-то очень удивлённый.
Завидев меня, он подбежал, схватил меня за плечи и принялся трясти. Я бы увернулся, да только как, от такого-то бульдозера?
— Это был худший день в моей жизни! Я думал, выпуск из школы дерьмо, а это было ещё хуже! — заверещал Морозов.
— Я понял, уймись, — всё же вырвался из железной хватки я. — Что, так плохо? Это было не так уж и сложно.
— Ты что это, — Миша прищурился. — Отличник что ли? Говорил же, не такой уж и выдающийся! Но там же вопросы были такие, ух! Будто университетские. И на выходе поймали, чего-то про семью расспрашивали, как будто опять у соцработника очутился…
Вздохнув, я резво вытянул руку и щёлкнул Мишу по лбу, прежде чем он успел опомниться. Когда он отскочил, глядя на меня, как на предателя, я пробурчал:
— Готовиться надо было. И не конец света, чего так убиваешься… Погоди, о чём это тебя расспрашивали? — переспросил я. — Со мной такого не было. Странно, не находишь.
Миша пожал плечами.
— Не знаю, может, потому что с родителями не живу. К таким как я всегда чуть-чуть с подозрением, хотя с родными тётей и дядей живу, не сирота ведь, — выпалил Миша с сердитым видом.
Какой иди…
…ничего не подозревающий, совершенно невинный человек!
Это как же можно жить без малейшей тени паранойи!
— Ты бы поосторожнее. Лишнего не сболтнул? — спросил я. — Про мелких просили рассказать?
Миша настороженно кивнул.
— Ну да. Типа, с кем живу, какие отношения, как себя ведут… Я что-то не подумал, что ими как-то сильно интересуются… Думаешь, они это, что-то подозревают? — он сморщил нос, крепко о чём-то задумавшись. — Так ведь академия такая серьёзная, да и зачем им лезть во всё это с суперсилами…
Я раздражённо потёр виски.
— Я не знаю. Честно говоря, я уже ничего не знаю, — вырвалось у меня. — Но ты лучше следи за близнецами. Не думаю, что от них отстали бы так просто.
Несмотря на то, что мы с Морозовым распрощались, доехав до города, мне было не суждено отвязаться от него больше, чем на сутки. В половину пятого утра следующего дня (хотя
Зря я звук включил, как знал, что зря.
Но на звонок я всё-таки ответил. Не станет же адекватный человек названивать кому-то засветло без причины?
Голос Миши был настолько взволнованным, словно его вот-вот хватит удар. Он рвано объяснил, что отец близнецов не выходит на связь, да и вообще что-то не так. Проще говоря, Миша собрался на первый поезд, чтобы ехать за братом и сестрой. Почему в такое время, непонятно, что случилось, я тоже толком не понял, но прежде чем я успел это осознать, меня уже уговорили натягивать штаны и нестись на станцию с Новой на буксире.
Да к чёрту эту Риту Гейман — Морозова бы проверить на силу убеждения. Хотя, мне и самому хочется убедиться, не случилось ли с детьми того же, что и с телом Одувана.
Лучше бы ничего не было. А то придётся исправлять…
Так я и оказался в скоростном поезде. Никакой тряски, мягкие сидения, чистый воздух внутри, и всё равно я почувствовал себя странно. Слишком быстро сменяющийся пейзаж за окном почти сливался в единую смазанную картинку; всё это вызывала внутри то же чувство, как когда я возвращаюсь назад во времени: головокружительно, неприятно и почему-то липко.
— Ты извини, — сказал сидевший рядом со мной Миша. Рядом, потому что терпеть Нову прямо под боком всю поездку я бы не смог, потому она и устроилась напротив, сверля меня безжизненным взглядом таких же безжизненных глаз. И не то чтобы Нова мне неприятна; просто от старых привычек ой-как сложно избавиться. — Вчера такой нервный день был, а я ещё и сегодня пристал со своими проблемами.
Я махнул рукой.
— Одна поездка, туда да обратно — мне не сложно. И всё равно надо было куда-нибудь выбраться.
Миша ткнул меня локтем в бок. Локтем, стоит сказать, не острым, но силища в этом юном теле…
— Добрый ты парень, Вань! Только притворяешься сердитым: лицо такое кислое постоянно, а сам! — весело прокричал он.
Женщина с другого конца вагона цыкнула на нас. Я отвернулся к окну, решительно отказываясь отвечать. Добрый парень, да? Я ничего такого для таких похвал, вроде как, и не сделал.
Доехали в рекордные сроки — слава скоростных поездов оказалась полностью оправданной. Выйдя на потрёпанной, не в пример царьгородской, станции, я глубоко вдохнул и чуть было не закашлялся.
Такой грязный воздух! Если здесь дышать нечем, как тут люди живут?
— Так, здесь живёт твой от… ну, кто бы то ни был. Знатное местечко, — присвистнул я, осматривая покосившуюся кассу с облупившейся синей краской, старенькие вывески и скромного робота с лотком закусок. — Как там называется, Грозино?