Оболенский: петля времени I. Часть 1
Шрифт:
Пока куратор, оказавшийся уставшим, почти полумёртвым мужчиной с занимавшими половину лица мешками под глазами, не вспомнил, что надо раздать нам какие-то «удостоверения личности академии».
Или вроде того.
Это была полупрозрачная сиреневая табличка с фотографией, именем и номером группы, похожая на пропуск. Снизу высвечивалось количество академических баллов неизвестного назначения, в системе которых я так и не разобрался. Скромная цифра десять рождала недоумение: это стандарт для всех поступивших? И что теперь с этим делать?
Да уж,
Как оказалось, если на баллы нажать, высветится история. У меня там гордо значилось:
+ 10 баллов за попадание в топ-10 по результатам вступительного экзамена
О как. Значит, у многих даже в этом классе будет совсем ноль?
— У меня есть пять баллов, — прошептала Нина рядом со мной. — Тут написано,что я п-попала в тридцатку…
— Здорово, — подбодрил её я. — А что с ними делать, не знаешь?
Можно подумать, что это я так плохо готовился к поступлению, что не удосужился узнать, какие в академии порядки. Но дело не во мне: значительной части правил этого замечательного заведения в откытом доступе просто-напросто нет, а выданный с формой буклетик, больше напоминавший маленькую книжку, я так и не дочитал.
— Кажется, оплачивать штрафы за нарушение правил, — неуверенно ответила Нина. — Но я… не уверена.
Некоторое время группа толпилась посреди аудитории, из-за чего пройти в коридор было невозможно. Затем подростки начали разбредаться; я пытался вспомнить, как найти здание, где кучковались классы кройки и шиться, искусства и дизайна, когда кто-то позвал меня издалека:
— Иван Оболенский? Выглядишь не совсем, как на фото, — это оказался парень чуть выше меня с фиолетовым галстуком вместо синего; видимо, это был своеобразный способ визуально разделить студентов разного возраста.
— Это я, — я кивнул. — А что не так с фотографией?
— Ну, — парень, жилистый и загорелый с хитрыми кошачьими глазами, выразительно указал на область под глазами на своём лице: — Мешки у тебя, Оболенский. И бледненький весь, тяжёлый выдался первый день? Ты погоди, с нами ещё хуже станет.
— А вы…? — поинтересовался я. Стоит заметить, уважительно — насколько я знаю, в Императорской академии «тыкать» старшим не принято. Особенно когда не знаешь, кем этот старший в итоге окажется.
— Анатолий Распутин, очень приятно, — представился незнакомец.
Я всех известных в нашей стране людей по лицам и именам не знаю, но Распутин — звучит как-то знакомо. То ли княжич, то ли ещё что-то такое; их поди всех разбери, этих дворян.
Мы пожали друг другу руки, прежде чем Анатолий улыбнулся и сильно хлопнул меня по спине.
— Ну ты не бойся так, я не кусаюсь, — снисходительно сказал он. — Меня сюда направили, потому что ты один из десяти лучших первогодок, да ещё и с таким недюжим талантом. Нам в класс инженерии, давай отведу.
— Прошу прощения, но нам не по пути. Я ещё не уверен, что хочу начать с класса инженерии, — я чуть было не фыркнул, но вовремя сдержался. — У меня выбор между дизайном и скульптурой, да и всё.
— Скульптура? Нет-нет, было заявлено, что ты, Иван, занимешься сборкой андроидов. Твоё эссе тоже было об этом. Любые другие классы исключены — инженерия и только инженерия, — твёрдо сказал Анатолий. Вид у него был такой, что лучше и не пикать, но то, что он говорил, тронуло меня за живое.
— Дизайн андроидов — это, всё-таки, всё равно дизайн, — возразил я. Глаза Распутина, ядовито-зелёные и отчего-то жуткие, опасно сверкнули. — Другое дело, что и собрать их нужно уметь, но практики в изображдении человеческого тела у меня давно не было… Мне она не повредит.
Я и Нову-то едва пересобрал, условня помня, как должны выглядеть не просто приличные, а совершенно идеальные части тела. Неидеальных мне и не надо: если выйдет посредственно, зачем мне вообще стараться? Простенького андроида и машина может собрать.
Анатолий вдруг прыснул от смеха и весело покачал головой.
— Упрямец, кто же отказывается, когда предлагают? Вижу, ты запутался, а может и кое-чего не знаешь. Первый день, простительно, — произнёс он так, будто перед ним был несмышлёный младенец. — В несколько дополнительных классов записаться нельзя, менять их тоже.
…чёрт возьми.
— Тогда мне придётся уступить, — сдался я. Нет никакого повода упускать шанс войти в класс инженерии, если потом его не будет, даже учитывая то, что внутреннее устройство роботов меня интересует меньше, чем внешнее.
Предупреждали бы что ли, что дополнительный класс один на всё время обучения!
— Когда заполнишь анкету, хоть целыми днями занимайся своими скульптурами, — широко, но всё ещё пугающе улыбнулся Анатолий. Аура у этого человека подавляющая, словно стоишь перед греющимся на солнце тигром: вроде и не собирается разорвать тебе глотку, а проверять не особо-то и хочется. — Главное — показать результат в конце семестра.
— Вот как. Значит, я должен сделать какой-то проект?
— Вроде того, — кивнул Распутин; в какой-то момент я понял, что послушно иду за ним в другой корпус, и от этого мне стало не по себе. Я ведь не соглашался, да и не припоминаю, чтобы собирался его слушать… А ноги всё равно рванулись вперёд мозга. — В основном твоя работа: хорошо сдать все экзамены, не нервировать главу инженерного класса и столько баллов, сколько сможешь. Звучит просто, да?
— Что ещё значит «не нервировать»…? — пробурчал я себе под нос.
Глава 21
Я закрыл глаза. Крепко зажмурился до цветных пятен, плавающих на периферии зрения. Потом снова открыл. Комната передо мной никуда не исчезла, и мне пришлось признать, что это не глюк и не странная фантазия, вызванная стрессом.
Когда я думал о инженерном классе, я представлял, что он точно не будет больше аудитории. Может, что-то похожее на мамин домашний кабинет только в несколько раз больше: железо, инструменты, роботы да запчасти, духота и запах масла…