Оболочка разума
Шрифт:
Доктор Рыжиков был из тех, кто уважает чужие обычаи. Он сел, но с большой опаской, и не в кресло, а на табурет. Армянский Лев в изгнании (как он утверждал) зачем-то отошел к раковине и старательно вымыл руки. Был тихий вечерний час, вечный дождь прервался, и в окно хлынуло предзакатное солнце, тревожно играя на зубном инструменте.
– Нет ли у вас лишних…
– Лишние есть, Юра. У нас всё и все лишние. За редким исключением. Кроме тебя, меня и еще одного парня. Но я тебе что обещал?
– Что? – насторожился доктор Рыжиков.
– Что не стану
– Был… – чисто по-рыжиковски вздохнул доктор Рыжиков.
– А у нас в Армении, – он строго поднял палец, – мужчины держат слово, даже если оно режет рот как острая бритва!
Неизвестно, как там, в Араратской долине, а у нас в среднероссийской равнине на всех крупных свадьбах и юбилеях он был великим тамадой. Младшие братья носили его на руках.
– Тогда садись вот в это кресло, прямо на солнце, и открой рот… Да не дрожи, десантник! Я только гляну! Что там за это время стало…
Что было – то было. Доктор Рыжиков, прыгавший на парашюте в пасть смерти, дрожал от вида маленького гнутого зубоврачебного зонда. Как и большинство смертных, он умирал от зубной боли, но не сдавался, пока не лез на стену. Со стены его и снял как-то Лев Христофорович и по-отцовски сказал, глядя на лоснящийся флюс: Юра, ты сын разума и совести, ты должен понимать, что такое гнойник в черепной полости. Зубы ведь тоже череп. Тебе из-за них в жизни не будет ни вкусной работы, ни сладкой женщины, ни ароматного шашлыка!
Он дал доктору Рыжикову таблетку – положить на зуб для успокоения боли, но под честное слово, что, когда боль пройдет, сын разума и совести явится сам с повинной. После этого прошло, наверно, года полтора. Мелкие боли доктор Рыжиков героически превозмогал, а старый лев сидел в засаде. И наконец высидел.
– Да не болят, честное слово! – слабым голосом клялась испуганная жертва. – У меня только дело!
– У всех дело! – с мягкой ласковостью опытного хищника приговаривал лев. – Ну не дрожи, ты не девушка! И не кладешь голову в пасть льву! Смотри, маленькое кругленькое зеркальце, совсем не острое, совсем не опасное… Ведь ты же не боишься маленького зеркальца? Сполосни рот… Я только посмотрю, честное слово! А может, тебя к креслу привязать? Правую руку твоим ремнем, левую – моими подтяжками… М-да… Это не алмазы индийского гостя… Не жемчуга персидской шахини… Не сапфиры царя Соломона… Но ведь совсем не больно, правда?
Доктор Рыжиков промычал, что весьма доволен. Старый лев выпрямился и потерся спиной о соседний комбайн.
– Ну вот и все. Все ясно. Ты, Юра, истинный герой. Носить во рту такую выдающуюся гниль может только большой богатырь. Витязь в тигровой шкуре. Ты с женщинами что, уже разучился целоваться?
Доктор Рыжиков покраснел. И забыл закрыть рот.
В тот же миг армянский лев едва заметно чем-то щелкнул за спиной, раздалось мягкое, едва заметное жужжание, будто шмель пролетел, и что-то вонзилось в зуб доктора Рыжикова. Душистые крепкие пальцы старого льва сжимали челюсти, как клещи, и не давали сомкнуться,
– Вот молодец, – похваливал старый лев, занимаясь своим злодейством. – Смотри, как терпит! Прямо Давид Сасунский! Вот это, я понимаю, мужчина! Ну как для такого не сделать, что он попросит! Все сделаю! Вот временную пломбу сделаю, потом на постоянную заменим, потом мост поставим… Потом все сделаем! Сполосни рот… Я тебе тройную дозу мышьяка по блату положил, в следующий раз совсем не больно будет. Даже не поморщишься. А теперь закрой рот. Два часа без еды выдержишь? А рюмочку армянского можно. Налить? Юра, очнись! Закрой рот, уже можно!
Но доктор Рыжиков застыл с открытым ртом и неподвижным взором.
– Эй, Юра… – осторожно испугался бесстрашный лев. – Ты в шоке, что ли? Или в гипнозе? Эй…
Доктор Рыжиков вперился взглядом в светлый эмалевый корпус универсальной стоматологической установки модели УСУ-3М. Доктор Тунянц вперился в доктора Рыжикова, выискивая в нем признаки жизни.
– Без коньяка не обойтись, – констатировал он. – Ты чокнулся слегка или идея осенила?
– Иея… – шевельнул языком доктор Рыжиков, боясь выдохнуть пломбы. – Галуоася… тьфу-тьфу-тьфу…
– Смотри не выплюнь, – успокоился старый лев. – И повтори с закрытым ртом.
– Залюбовался машиной, – повторил доктор Рыжиков, как будто она только что не сверлила ему дупла, а вкладывала в рот конфеты «Птичье молоко». – Замечательная машина. Мне такая нужна. Махнем не глядя?
– Ты что, – насторожился опытный и незаменимый зубник, – решил расширить производство? Жмут нейрохирургические туфли? Зачем мне такой талантливый конкурент, ты подумал? Ты лучше у гинекологов клиентуру иди отбивай, у глазников каких-нибудь.
Доктор Петрович осторожно засмеялся. Бормашина весьма хороша для органического стекла, бутакрила и прочих веществ, незаменимых при ремонте черепа. А то с напильником пилишь, пилишь…
– Для тебя, Юра, я готов вывернуть изо рта последний золотой мост, – расчувствовался старый лев. – Я даже знаю, что тебе надо. Тебе надо удобную и аккуратную настенную машинку. Мы только что такие получили для сельских больниц. Иди проси, пока не поздно.
– Мне б старенькую, списанную… – вздохнул доктор Петрович, зная, что в этом мире все новое не для него.
– Ха! – сделал волшебный взмах маг. – Раз – ставишь постоянную пломбу, два – делаем обточку, три – ставишь мост, четыре – получай свою настенную. Только во время ревизий мне приноси ее на пару дней, а то скажут, что продал на базаре, да? Тебе мост золотой или стальной?
– Подвесной бы… – попросил доктор Рыжиков.
– Ха! – оценил старый лев. – Но я тебе рекомендую, Юра, стальной. Сталь тверже и дешевле. И не ждать. А то тут из-за золота вечный скандал. Одни стоят пять лет, другие за неделю ставят, потом те на тех кляузы пишут, заодно и на нас, приходит ОБХСС, ищет у нас золотые прииски… Но я могу и золото достать…