Обольщение
Шрифт:
Он повернулся и мрачно посмотрел на жену:
— Значит, надо попытаться справиться с болезненными последствиями такого знакомства. Продолжения вы читать не будете. Я запрещаю. — Он встал. — А теперь, леди, я прошу меня извинить… Пойду посмотрю, что делает Майлз. Я скоро вернусь.
— Поспеши, Джулиан, — одобрила Фанни. — У нас все будет замечательно.
— Не сомневаюсь, — отозвался он. — И присмотрите за Софи, чтобы она не выпала из ложи, стараясь разглядеть Шарлотту Физерстоун.
Он кивнул, бросив на Софи каменно-холодный взгляд, и вышел из ложи.
Софи вздохнула,
— Он всегда умеет красиво уйти, — заметила она.
— Все мужчины умеют красиво уйти, — усмехнулась Генриетта, пряча в ридикюль театральный бинокль. — И они часто это делают — то учиться, то на войну, то в клубы, то к любовницам.
— Я бы назвала это не уходом, а бегством, — вставила Софи.
— Прекрасное замечание, — развеселилась Фанни. — Как ты права, дорогая. То, чему мы стали свидетелями, конечно же, стратегическое отступление. Джулиан, возможно, освоил эту тактику в боях под знаменами Веллингтона. Я вижу, ты быстро постигаешь, что значит быть женой.
Софи скорчила гримаску:
— Надеюсь, вы не станете обращать внимания на попытки Джулиана диктовать, что нам читать по средам, а что нет?
— Дорогая моя, не беспокойся, — легкомысленно отмахнулась Фанни. — Разумеется, мы не будем следовать указке Джулиана. Мужчины так ограничены в своих представлениях о том, что женщинам следует делать, а что нет.
— Ну, в этом смысле Джулиан всегда на высоте, Софи. Конечно, и он не без пятнышка, — заметила Генриетта, снова поднеся к глазам бинокль. — Хотя вряд ли можно осуждать беднягу после того, что ему пришлось пережить с первой графиней. И судя по всему, военный опыт тоже повлиял на него — он теперь смотрит на жизнь более мрачно. У Джулиана слишком сильно развито чувство ответственности. Ах-ах-ах!.. А вот и она.
— Кто? — рассеянно спросила Софи, отвлеченная мыслями об Элизабет и о том, как сказывается на мужчинах военный опыт.
— Великолепная Физерстоун! Она сегодня в зеленом. Скажите пожалуйста — на ней ожерелье, то самое, что подарил Эшфорд!
— Неужели? Подумать только, ведь она его просто оскорбляет, надев ожерелье после того, что написала в мемуарах. Леди Эшфорд придет в ярость. — Фанни достала бинокль и навела его на даму в зеленом.
— Позвольте взглянуть? — обратилась Софи к Генриетте. — К сожалению, я не догадалась приобрести бинокль.
— Мы завтра же купим тебе. Ты же понимаешь — в опере без него нечего делать. — И Генриетта безмятежно улыбнулась. — Здесь ничего нельзя пропустить.
— Да, — кивнула Софи, поймав в окуляры роскошную женщину зеленом. — Здесь так много можно увидеть. Вы совершенно правы насчет ожерелья. Необычайно эффектно. И понятны жалобы жены, когда муж дарит любовнице дорогие безделушки.
— Особенно если жене приходится довольствоваться гораздо менее ценными украшениями, — задумчиво проговорила Фанни, поглядев на простое колье Софи. — Удивляюсь, почему Джулиан до сих пор не передал тебе фамильные изумруды Рейвенвудов?
— Мне не нужны изумруды, — сказала Софи, все еще не отрываясь от ложи Физерстоун.
В ее поле зрения попал элегантный светловолосый мужчина, только
— Я думаю, — подхватила Генриетта интересную тему, обращаясь к Фанни, — твой племянник вдоволь насмотрелся на изумруды Рейвенвудов на шее первой жены.
— Может, ты и права, Харри. Элизабет причиняла ему только горе, нося его изумруды. Очевидно, Джулиан не желает видедъ эти камни, пусть даже и на другой женщине. Без сомнения, они вызывают болезненные воспоминания об Элизабет.
Софи подумала: действительно, скорее всего именно по этой причине муж до сих пор не передал ей семейные драгоценности. Но иногда казалось, что причина иная, не столь лестная для Софи. Наверное, их достойна носить другая женщина — с гордой осанкой, прекрасными манерами, — соответствующая этим чудесным ювелирным украшениям. Джулиан, видимо, считает, что она, его новая жена, недостаточно хороша для них.
Хотя в прошлую ночь, печально размышляла Софи, в ее спальне Джулиан дал ей почувствовать себя красавицей.
Софи не упрекала, не просила объяснений в тот вечер, когда Джулиан, проводив ее домой, сообщил о своем желании на часок-другой заглянуть в клуб. Джулиан, уныло развалившись в карете, удивлялся, почему жена не противилась. Неужели ее не интересует, как он проведет остаток вечера? А может, она даже благодарна ему, что он не намерен снова явиться к ней в спальню?
Вообще-то Джулиан не собирался в клуб после оперы. В его первоначальные планы входило доставить Софи домой и остаток ночи давать ей уроки любви в супружеской постели. Он полдня придумывал, как поведет себя и что станет делать, чтобы выполнить столь приятную задачу. На сей раз, поклялся он себе, он будет помнить только о ее удовольствии.
Джулиан представлял себе, как медленно разденет ее, перецелует каждый дюйм ее восхитительного тела, как доведет ее до экстаза… И не позволит себе потерять контроль в последнюю минуту и накинуться на нее с необузданной голодной страстью. На этот раз он проделает все не спеша, давая понять, что муж и жена должны дарить наслаждение друг другу.
Джулиан и в самом деле беспокоился, что прошлой ночью в момент высшего наслаждения совсем потерял голову. Чего он за собой раньше не замечал. Он вошел в спальню Софи, уверенный, что абсолютно владеет собой и что, занимаясь любовью, способен не забывать об удовольствии Софи.
Но когда он погрузился в ее трепетное тело, все его самообладание улетучилось, словно дым. Вся его выдержка исчерпалась в предыдущую неделю борьбы с собой, когда его преследовала одна мысль: смирить свой пыл и не трогать ее.
Воспоминаний о безумном желании, о ее мягких влажных глубинах оказалось достаточно, чтобы его тело снова напряглось. Джулиан покачал головой, удивляясь — как странно: неужели Софи завладела им совершенно?
Но времени на размышления больше не было, экипаж остановился перед входом в клуб. Главное для него было увериться, что страсть к Софи не лишила его самообладания.