Оборона Дурацкого замка. Том 4
Шрифт:
— Нет! — Громко возмутился Саргон, а затем повернулся к Юншэну и возмущенно добавил, — Ты не будешь брать у нее кровь, костный мозг и… Что ты там еще хотел? Волосы получил? Молодец, ограничься этим.
— Нуж. Но. Боль. Ше. Разных. Фраг. Ментов, — Юншэн пьяно помотал головой. От этого его шатнуло в сторону и попаданцу пришлось подхватить его под локоток.
— Ты хочешь составить что-то вроде tablits'i ингредиентов, что ли? — Нахмурился он.
— Таб. Ли Цы?
— Ага. Таблица совместимости. М-м-м, как бы объяснить. Честно говоря, я уверен, что у вас в семье и так все это было, но расскажу, на всякий случай… — Саргон прервался, когда Юншэн потянулся
— Нае. Дине, — Произнес он, но вся атмосфера тайны оказалась нарушена его же пьяной икотой. Он икнул еще раз, тело дернулось и рука повисла безвольной плетью на боку. Его друг только головой покачал. Вот уж действительно, алкоголь раскрепощает. Фармацевт был не из тех, кто любит или хотя бы неплохо терпит физический контакт, а здесь — сам пошел навстречу.
"Или же он слишком верит в мой ум, поэтому считает каждую сказанную мысль — новаторской и потенциально прорывной", — Против воли улыбнулся попаданец. На волне хорошего настроения, он даже простил ему дурацкую выходку с элами.
— Не волнуйся, Юншэн, Камей никому не скажет, если мы попросим. Ты же не скажешь мою, гм, идею в области травничества?
— Да на кой она мне сдалась, даже если я ее пойму, — Махнул рукой здоровяк. Пока его больше интересовала продукция сельскохозяйственной или винодельческой промышленности, чем (прото)химическая отрасль, — Ты, давай, рожу-то не крюч. Выпей с нами! А то стоишь один, как неприкаянный. Тем более, под мухой-то оно самое дело о жизни рассуждать. Или о тайнах, этих ваших, чернильных. Или травильных. Хе! — Заулыбался он собственному каламбуру.
— Ладно, давай уже сюда боли свою, — Вздохнул он. Что теперь оттягивать неизбежное? Все равно дожмут, в две-то довольные морды!
"Да и я действительно давно не расслаблялся. Приду, полежу на шконке, потуплю в стену, предамся ностальгирующим и приятным воспоминаниям. Может вспомню нечто важное. In vino veritas, истина в вине, как говорили древнеримские алкаши и поэты. Что суть одно и тоже. Надо только удержать себя в руках до казармы. А, смогу как-нибудь".
— У фармацевта тару забери, — Забулькал Камей очередной порцией, — Я после него пить отказываюсь. Гм. А ниче так. Удобно, — Оценил он, смотря на видимую часть Айры пьяными глазами, — Ты пьешь, а бочка сама за тобой бегает. Эт ты, ик, чудно придумал. Мне нравится!
— Ага, — Саргон забрал у довольного Юншэна посуду и махнул стопку в один присест. Все же запах у этой бурды довольно отвратный.
Ждать долго не пришлось. Прокисший, наполненный Ци адлай моментально ударил в голову. Ослабил ему ноги, подарил приятное тепло внутри и вытащил наружу всю его сентиментальность и соплежуйство. Тут же накатила жалость к несущей вонючую бочку невольнице. Он подошел ближе, опустился перед опешившей рабыней на колено и произнес:
— Не бойся Юншэна. Я не дам ему забирать тебя, эм, из тебя, нет, у тебя ингредиенты! И никому другому не дам, слышишь? — Он мягко потрепал ее по волосам. Девочка дернулась, бочонок в ее руках заходил ходуном и ей пришлось бросить все силы на обретение равновесия. Только тяжкий груз и вбитые правила подчинения не дали Айре шарахнуться в сторону от человеческого прикосновения.
— Я же говорю: не волнуйся. Я не дам тебе пострадать, — Неловко закончил он, когда парой быстрых движений погладил ее по волосам.
аже грязные и засаленные, они казались мягкими, слегка шершавыми, но все равно очень приятными
— Да, господин, — Настороженный, недоверчивый взгляд с искрами паники и непонимания.
Она просто не знала, как реагировать на эту ситуацию, на доброту и защиту. На банальное человеческое прикосновение, которого не знала столько, сколько себя помнила. Даже во время смены ошейника, маленькую элами прижимали к полу рогатиной, а плотник работал молотком и клешнями. А сейчас… Она ожидала боли. Привыкла к ней. Привыкла к коротким вспышкам от брошенного предмета.
К сжимающему нутро чувству свободного полета, а затем — болезненному падению. К постоянной злобе и грязным языкам. К ожогам от кипятка и к лютому холоду после опрокинутого на голову кувшина. Они всегда хотели убить ее, закончить с раздражающим синов существованием ребенка чужой и чуждой им нации. Но она всегда вставала на ноги после болезни, двигалась даже с ушибами, растяжениями или переломами. Выживала.
Жест фармацевта нисколько не удивил и не шокировал привыкшую к издевательствам Айру. Последующая речь алхимика заставила напрячься, но не более. Она понимала: тот не пойдет на ее убийство. Рассказы о посмертных проклятиях возникли не на пустом месте. Ей не дадут умереть. А любая боль, в конце-концов, уйдет, чтобы освободить место для новой. Что ж, она давно уже не мечтала о большем. Однако теперь…
"Не волнуйся. Я не дам тебе пострадать!", — Эти слова жгли еще сильнее, чем падение с крыльца барака в первые дни пребывания в Форте. Они отбирали право ненавидеть всех без исключения. Вскрывали броню, выращенную из отрицания и чувства противоречия, из потребности к жизни вопреки всем вокруг. Ослабляли ее мечту бежать куда-то далеко, на свою Родину, где нет, не бывает плохих людей. И синов там тоже нет. Только хорошие, добрые элами, нет работы, есть еда и друзья. И даже демоны никого не убивают, потому что как можно убивать таких, как она?
Айра сжималась, ожидая удара, но теплая ладонь лишь мягко прошлась по волосам. Она ожидала проклятий в адрес ее рода, грязных слов в адрес себя и родителей, очередной порции лжи про свою расу. Но получила историю, прекраснее и живее всех своих возможных фантазий. Ожидала ненависти. Взглядов, темных, как по ту сторону колодца, злых улыбок, наслаждающихся ее страданиями. Получила — лучистые глаза, улыбку и сочувствие.
"Не надо. Нельзя! Уйди из моей головы!" — Думала она. Потому что в ее сказочной стране жили хорошие элами и там не было места плохим синам. Даже таким как…
Айра никогда не запоминала имен своих хозяев. Каждый из тех, кто ее приобрел, в конце-концов либо менял надоевшего раба, либо отдавал, либо бросал где-нибудь в трущобах или безлюдье. Маленькую невольницу находили, возвращали или продавали другим. В Форте было тоже самое. Девочка ходила по рукам, как кувшин с водой. Ее меняли в карты, получали в качестве выигрыша в бел-накбу, просто кричали про смену хозяина и тыкали пальцем в очередного "счастливчика". Она чувствовала себя горячим предметом, который жжет руки своим мучителям. Ее держали ровно столько, сколько требовалось времени для передачи другому.