Оборона дурацкого замка. Том 6
Шрифт:
«Сянь был несдержан. Если так подумать, то в Отряде лишь трое человек говорили или делали нечто оскорбительное по отношению к… шисюну. Да, именно к шисюну. Старший ученик — лучшее обозначение этого чудовища. Лучше лишний раз его не провоцировать… Так. О чем я?» — Мысли Юлвея прыгали в сознании, наталкивались друг на друга вспуганными цаплями. Слишком уж сильно его испугала внезапная догадка и то, насколько близко он прошел от черты.
"Оскорбительное поведение, да. Несдержанностью на язык страдали Сянь, его мелкий братец и Камей. Акургаль не в счет, менять десятника слишком муторно. Если и списывать,
Теперь по троице. Кань не имел цели оскорбить. Его дурацкие издевки носили шутливый характер. Тем более, Саргон почти всегда вовремя замечал и оборачивал против мелкого пакостника все его розыгрыши. Возможно, маленького монстра такая наивность лишь забавляла. Или он нашел себе пример для подражания. Сверстник того же ранга и воспитания, что и маска Саргона. Очень удобно, особенно если всегда под рукой, как «друг».
С другой стороны — Камей. Этот мерзкий висельник сначала относился к шисюну пренебрежительно, но лишь из-за возраста. Никаких препон не чинил, предков не оскорблял. Вроде бы. В отличие, опять же, от Сяня. После того нелепого спектакля с элементарными вопросами по устройству мира… Да, парень тогда громко кричал про глухую деревню, родителей-олухов и другую грязь. Не всерьез, конечно, но… Кого из Высших это останавливало?!
А ведь я мог сказать тоже самое!" — Юлвей вцепился себе в волосы с такой силой, что чуть не вырвал у себя целый клок, — "О Митра, храни меня и дальше в бою от удара в спину. А с демонами я как-нибудь сам разберусь. Впрочем, Сянь умер совершенно естественно…
Да ничего подобного! Даже Кун Фу-цзы в той резне, в той невозможной свалке с хорнами и их вождем-культиватором не смог бы отличить ложь от истины! С таким контролем Ци толкнуть в спину, замедлить, ошеломить или заставить скользить землю под ногой проще некуда!
Вывод из этого может быть только один: Саргон — чудовищная кукушка, подкинутая в маленькое гнездо беспомощных черноногих птичек из-за интриг правящих родов или сект. Сильный, циничный, уверенный в своем превосходстве чужак. Его поведение — сытость и праздность хищника среди травоядных.
Поэтому он может позволить себе широкие жесты, глупые шутки насчет своего якобы отсутствия знания и прочих поступков. Может позволить себе брякнуть какую-нибудь глупость, а в следующий кэ изрекать истины и откровения с таким видом, словно это знает каждый свинопас. Он не боится Богов. Ещё бы! У Высших свои небесные покровители, на уровне черни Саргону ничего не сделают. Максимум — показательно сурово накажут его подельников, а он просто принесет щедрый дар в ближайшем храме или алтаре".
Юлвей снова схватился за голову. Сделанные выводы его совершенно не радовали. У него под боком растет маленький демон, тварь из Поднебесья, где пылает сама земля от интриг, предательств, яда и проклятий Запретного Города. Старший может делать что угодно: спасать жизнь или обрекать на смерть, возвысить или навсегда прервать несчастному Дорогу в Небеса, притворяться благодушным дурачком или повергать ниц от зримого величия и сакральных знаний.
"Саргон играет нами, словно кукольник лысым Го (традиционный кукольный персонаж). Дергает за шелковую нить, а набитые соломой божества летают над сценой под пение монахов. И только он решает, куда отправится
Недаром во время представлений малого цзацзюи (кукольный театр) играет похоронная музыка.
Так вот какие нынче развлечения у Высокой Знати", — Юлвея передернуло, — «А ведь этот Саргон, вернее, "Саргон» легко мог оскорбиться из-за меня. От самого факта пребывания пусть мелкого, но аристократа в таком месте, как Облачный Форт. Причем пребывающего на роли «мяса». Кто я ему? Всего лишь очередная фигурка в Бел-Накбу. Ей очень легко пожертвовать.
Но он зачем-то решил помочь мне с культивацией. А вдруг его просьба, вернее, скрытый приказ рассказать о моей родовой техники был проверкой. И что, если я ее не прошел?!"
В этот раз несколько прядей все же остались в пальцах несчастного аристократа. Прошлись неприятным, скользящим ощущением по ладони, слетели вниз, повинуясь нервному жесту. А отпрыск семьи Чжан отчаянно, прерывисто вздохнул. Жизнь не готовила его к разгадыванию настроений опьяненных силой юнцов с неясными границами власти.
Он должен был стать боевиком, карающим мечом клана. До той злосчастной ночи его будущее казалось безоблачным: личный наставник по мечу — брат главы, расчетные три месяца до прорыва на ранг Сборщика Ци через обсидиан, тренировки родового стиля, а потом, если очень повезет, вступление в секту Ясеневого Пика. Самую престижную в их регионе.
"А ведь говорил мне отец: не смей пренебрегать уроками этикета, Высокого Языка и искусства Выраженных Намерений. Могу лишь предположить, что шисюн выжидает. Смотрит на нас, как на певчих птиц в клетке. Безголосых отправят на кухни к поварам, а остальные… Будут петь, пока голос не сядет. Или пока какой-нибудь ленивый слуга не забудет покормить.
О, Гуань Инь, как мне понять, что творится в голове этого стихийного бедствия?! Нет, не важно. Влезать в интриги на таком высоком уровне — смерть. А уж знать их планы и вовсе будет стоить мне посмертия. Лучше понять, как мне проявить себя перед Молодым Господином.
Кто знает, может быть именно сейчас наследник неизвестного клана, секты или вовсе Императорской Фамилии подбирает себе слуг. Пусть не первый круг, может даже не второй, но… Я должен показать себя полезным!" — Воскликнул про себя Юлвей.
Перед глазами юноши как наяву возникла картина: он стоит перед Саргоном, преклонив колено. Тихим, звенящим от напряжения голосом отчитывается о собственных успехах. Они вдвоем в неизвестном, темном, пустом, полуразрушенном, почему-то аркчжэньском храме. Горят факелы, слуги и воины ровными рядами стоят по краям, сияют начищенной бронзой готовых к броску статуй.
А шисюн, как обычно, валяет дурака, ерзает на золотом троне в такт колыханию шелковых полотнищ с символами мертвых цивилизаций. Саргон делает глупое, непонимающее лицо, лениво зевает, весело скалится. А за его спиной расправляет крылья темная вечность.
Мягкие тона ровного, слишком спокойного для черноногого подростка голоса звенят в пустом, безмолвном пространстве. Широкая улыбка в пику всем правилам этикета, вульгарный, хаотичный язык тела, противоречивые жесты намерений. Бездна смыслов, символов и возможностей.