Оборотень
Шрифт:
Когда длинный и необычайно утомительный разговор наконец завершился и за Аленой и ее спутником закрылась дверь, Лубенцов подошел к Алексею и вежливо поинтересовался:
— Я так понял, вы собираетесь встретиться с Еленой Николаевной снова. Значит, задержитесь в столице на несколько дней?
Киллер посмотрел на бизнесмена и понял, что сомнения в его подлинности того больше не мучили. Он поинтересовался:
— А что?
— Не хочу показаться назойливым, — осторожно проговорил хозяин квартиры. — Просто… час уже поздний… словом, я с удовольствием предоставил бы вам кров. Не знаю уж, насколько комфортабельный, зато от чистого сердца…
Джентльменские отношения со
— Ну если от чистого сердца… — усмехнулся Алексей. Ему нравилось, как держался с ним Лубенцов: вполне почтительно, но и не лебезил. — Вы разрешите, я от вас позвоню?
— Пожалуйста, пожалуйста, — обрадовался Евгений Николаевич. — Витюша! — Это относилось к вернувшемуся Утюгу. — Проводи к телефону…
Алексей отмахнулся и вытащил из кармана свой собственный, портативный. Действуя мизинцем, надавил на несколько крохотных кнопок. Лубенцов деликатно вышел из коридора в одну из комнат, но Алексей не слишком секретничал.
— Александр Борисович? Сколько лет, сколько зим!.. — хмыкнул он, когда в динамике отозвался недовольный голос только что проснувшегося человека. — У меня такой ма-аленький вопросик, так что долго не задержу. Ты как, ловишь меня еще или успокоился?.. Ага, так я могу как белый человек сесть в поезд и поехать домой? Не потащат меня с вокзала твои уголовники? Не потащат? Честное ленинское? Ну, спасибо большое, утешил. Супруге кланяйся…
Он мстительно нажал пальцем отбой, оборвав зубовный скрежет, доносившийся из телефона. Бессонница Турецкому была обеспечена.
Час спустя, облачившись в тонкий спортивный костюм, Алексей сидел в потрясающе уютном кресле перед раскрытым окном отведенной ему комнаты. С выключенным светом, конечно. Суицидальным наклонностям он в целом не был подвержен. Комната, к его удовольствию, оказалась обставлена примерно в том же стиле, что и гостиная. Без броского шика, зато все в ней было основательное, настоящее. Как говорится, просто и со вкусом. Уж если кровать, то три на три метра, и при всем желании ничего себе на ней не отлежишь.
Рюкзак стоял возле стены, на подоконнике возлежал плейер. А шуток у жизни полно, и особенно — грязных. Лишь память порой от беды заслоняет крылом, И мне вспоминается кубик из красной пластмассы, Неведомо как и откуда попавший к нам в дом. Дробились в таинственных гранях слои отражений, И будничный мир обретал красоту миража. Там все подчинялось закону случайных движений, Там солнечный блик по-иному на стенке дрожал… Там все было в точности так, как хотелось мальчишке: Там Правда и Честь друг за друга стояли горой, И новый финал получали печальные книжки, Когда обнимался с друзьями спасенный герой. Не нужен трамплин для полета безгрешному детству, И я без труда от обид и тревог улетал. Смотрел я в глубины прозрачного красного плекса, Как юный волшебник в магический смотрит кристалл. Давно в волосах седина и на шкуре заплаты, И сердце успело дубовой корой обрасти, Но выдвинешь ящик стола — и опять, как когда-то, К вселенным добра и чудес возникают мосты. И кажется: вдруг мою жизнь, повернувшую косо, На том берегу прочитает такой же малец И детской рукой, утираясь и шмыгая носом, Припишет к несбывшейся сказке хороший конец…Репортерша Алексею понравилась. Удивило только, что она таскала с собой пистолет. Ведь не для красоты же. Не от него же, в самом деле, собиралась отстреливаться?..
8 ИЮНЯ
Алена открыла глаза, повинуясь своим внутренним часам. Она уже давно привыкла обходиться без будильника и при этом всегда вставала точно тогда, когда нужно. Первое, о чем она подумала, была приватизация. И только потом она вспомнила, что рядом с ней лежит Максим.
«Вот что значит стареем, — с невеселой иронией подумала она. — Сначала вспоминаю о делах. И только потом — про личную жизнь».
Страсти на канале «3x3» разгорались с каждым днем. Теперь все только и говорили, что о возможных вариантах приватизации.
Канал телевидения можно приватизировать, как и все остальное. Это несложно. Основной вопрос в том — как именно приватизировать, в чью пользу? Было ясно, что Асиновский и иже с ним будут биться до конца, чтобы сохранять контроль над каналом. Причем вовсе не контроль над передачами. Что и кто там показывает — этот вопрос давно перестал быть таким уж животрепещущим, по крайней мере для деловых людей. Куда важнее финансовый контроль. Другими словами, КТО будет прикарманивать доход. Елена Николаевна Ветлугина считала, что доход должны получать все, кто работает на канале, а часть прибыли должна идти на финансирование некоммерческих передач. Однако было немало охотников провести приватизацию так, чтобы не потерять, а, возможно, и увеличить собственные доходы.
Сначала еще была некоторая надежда на представителя Госкомимущества, который должен наблюдать за ходом приватизации. Но когда он появился, Алена поняла, что надежды на него мало. Это был сравнительно молодой, но уже начавший матереть чиновник со смешной фамилией Придорога. Он не произвел на Алену большого впечатления. Он несколько раз встречался с Ветлугиной, с Асиновским, приходил на общее собрание, задавал разные вопросы. Но толку от его деятельности не было никакого. В общем, у Алены сложилось впечатление, что он приставлен к ним вроде как для мебели.
Он, разводя руками, сразу сказал Ветлугиной, которая с места в карьер принялась ему что-то доказывать, что Госкомимущество реально ничем не владеет. Его задача — надзирать за ходом приватизации, и только. Распределять государственную собственность он, Придорога, не имеет права, он может лишь следить за тем, чтобы другие делили ее в соответствии с законом. Следовательно, должен выслушать мнение всех заинтересованных сторон.
Никто не знал толком, как зовут этого типа по имени-отчеству, и если о нем заходила речь, его просто называли «Придорога» или «наш приватизатор». Только один раз он обратил на себя внимание — когда Алена записывала это злополучное интервью с сумасшедшим рижанином из партии Национальной гордости. Интервью шло тяжело, этот Юрис Петровс нервничал, злился, а в довершение всего приватизатор Придорога, под конец случайно заглянувший в студию, где шла съемка, вдруг так резко повернулся, что чуть не сбил с ног оператора и чуть не свернул камеру.
«Раз для мебели, лучше бы уж спокойно стоял у стеночки», — шутили на канале.
Но главная загвоздка состояла не в Госкомимуществе, а в рекламщиках. От них шли основные деньги, но если официально телевидению они платили копейки, то, образно говоря, у тех, кем реклама размещается, а конкретно у Асиновского, оседали рубли. В то же время рекламщикам было, в сущности, все равно, кому платить — руководству канала или компании «Телекоммерс», которую возглавлял Асиновский. С ним иметь дело было привычнее, цены были известны, подходы к нему тоже.