Оборотень
Шрифт:
— С вами, Лора, даже молоко покажется опьяняющим напитком, — вдруг выпалил Турецкий. — А это — просто божественное питье.
— Я вам еще налью, совсем чуть-чуть, и тогда все вам расскажу. Кстати, запивайте тоником.
— И что же? — снова по-деловому спросил Турецкий и тут же почувствовал, как грубо прозвучал его голос, разрушая тонкое кружево из слов и взглядов, которое как бы плавало вокруг.
— Так вот, — торжественно сказала Лора. — Выпили? Хорошо. Значит, так. Кто украл бумаги —
Хорошо, что Турецкий запил водку тоником, а то бы он наверняка поперхнулся.
— А вот с рижанином хуже, — продолжала Лора. — Пленка эта была. Рабочие материалы. Остальное Алена увезла в Ригу. Ее брал один техник, у него барышня как раз работает в архиве. Так вот, они просто боготворили Алену. И он брал пленку посмотреть и переписать, но потом поставил обратно.
— Точно поставил?
— Ну конечно. Теперь, когда Алены не стало, он хотел сохранить у себя все, что можно найти, понимаете? Только вы не рассказывайте об этом, потому что они ее брали, не записывая в журнал.
— Так, — сказал Турецкий. — Но затем пленка пропала.
— Ну да. И как это могло случиться, никто не знает. Дежурные в архиве в один голос утверждают, что замок и печати целые.
— А когда же я смогу получить записи передачи с киллером? — спросил Турецкий.
— Завтра. И мы с вами снова сможем увидеться, — нежно проворковала Лора, касаясь его руки.
Они выпили еще раз — теперь за удачу. Потом Лора вскочила.
— Я включу музыку.
Красиво изогнувшись, она дотянулась до кассетника, нажала на клавишу, а Турецкий, любуясь, смотрел на нее, и ему совершенно не хотелось уходить.
— Александр Борисович, я вас приглашаю. — Она царственно протянула ему длинную изящную руку.
Он с готовностью поднялся, слегка обнял ее, она прижалась к нему своей роскошной грудью.
Сделав несколько шагов, он спросил, подавляя хрипоту в голосе:
— Значит, завтра я смогу посмотреть оба варианта интервью?
Она молча кивнула, и ее волосы коснулись его лица.
Еще сидя на диване, Турецкий несколько раз гасил мысль о том, что под блузкой у нее вроде бы ничего нет. И теперь у него внезапно появилось необоримое желание это проверить. Он медленно положил руку на горячую грудь. Лора не придвинулась ближе. Они так и продолжали свой медленный танец, пока музыка не кончилась. А когда она смолкла, еще некоторое время стояли, слегка покачиваясь.
— Сейчас я принесу кофе, — прошептала Лора. — Или лучше чай?
— Ничего не надо, — прошептал Турецкий. — Мне нужна только ты.
И он стал медленно расстегивать блузку, под которой колыхалась упругая грудь.
— Подожди, — прошептала она, — задерну занавески…
Турецкий вернулся домой чуть позже одиннадцати. Ирина вышла в прихожую и сразу потянула носом.
— Немного выпили на посошок с Меркуловым, — начал было Турецкий, — а так все нормально.
— Кроме того, что Меркулов звонил тебе весь вечер. Следователь называется! Соврать и то не умеет! Научитесь обманывать, господин следователь, если уж вам так нравится проводить время неизвестно где и неизвестно с кем.
— Да что ты, Ириша! Я весь день лямку тянул, как вол. Одна мечта была — доползти до дома.
— Так я тебе и поверила, Турецкий, — проговорила Ира, и, хотя в ее голосе чувствовалась ирония, он понял, что она смягчилась.
В комнате на пианино стояла ваза с букетом великолепных роз. Алые и белые, они едва умещались в большом хрустальном сосуде. Несколько часов назад, покупая возле гостиницы «Украина» цветы для Лоры, Турецкий видел похожие розы, но, разглядев цену, вздрогнул. Одна из них стоила дороже, чем несколько гвоздик.
— Что вы хотите, мужчина, это штучный товар из Голландии, — пояснила продавщица. — В основном и покупают их по одной.
Здесь же таких роз было десятка полтора. Турецкий прикинул, сколько они должны стоить. Получалась сумма, несравнимая с его зарплатой.
— Откуда такая роскошь? — ошеломленно спросил он.
— Запамятовал? У меня же сегодня был благотворительный концерт в детском доме. Об этом даже по радио сообщали с утра.
— И что? Бедные сироты подарили тебе это?
— Представляешь? Я села, играю свою популярную программу и вдруг чувствую, в зале что-то не то, не так как-то. Зал небольшой, какой у них там, в детском доме, может быть зал. Я вполоборота покосилась во время паузы, смотрю — сидит Алексей.
— Какой Алексей? — не сразу сообразил Турецкий.
— Ну как же — Алеша. Который приходил ко мне с этими жуткими руками.
— Так, — единственное, что смог выговорить Турецкий.
— Я ему говорю: вы все еще в Москве?
— А он? — мрачно спросил Турецкий.
— «Да, говорит, Ирина Генриховна. Вот, задержали дела». И преподнес мне эти розы. Прекрасные, правда?
— Богатый у тебя поклонник… — проворчал Турецкий. — Его что, сироты взяли на содержание?
— Хватит ерничать! Детишки там просто необыкновенные. Так чувствуют звук, тепло! Я сама чуть не расплакалась. Откуда я знаю, как он там оказался. Может быть, услышал по радио и пришел. А я, ты знаешь, как только его увидела, так даже заиграла иначе. У меня такой подъем начался.