Оборотная сторона героя
Шрифт:
Мысли Ильи метались. Что делать? Лодка посреди моря — идеальная ловушка, бежать ему некуда. Вот возьмут его сейчас пираты в плен, не дождутся выкупа — и что дальше?.. Илья во всех красках представил себе несколько перспектив своего будущего, если его сдадут лэйстесам, и это произвело на него отрезвляющий эффект.
— У пиратских суденышек нет ни тарана, ни парусов. Даже абордажных крючьев, чтобы зацепить нас. Нам и стоит-то всего лишь поставить парус, сесть на весла, и эти корыта ни за что нас не догонят, — повернулся Илья к Яну.
Тот кивнул, не сводя
Одиссей суетливо подскакивал на месте, изогнутый деревянный нос пиратского судна подплывал к борту всё ближе и ближе. Среди солдат прошел недовольный шепоток, и они тоже почему-то стали оглядываться на лже-Ахилла. Илья же наблюдал за приближением неуклюжего корыта лэйстесов словно в оцепенении и только бесцельно сжимал рукоять ксифоса.
Когда нос пиратского судёнышка заскреб по борту пентеконтора, Илья отчетливо услышал позади недовольный вздох Яна. А потом вздрогнул, когда тот вдруг закричал:
— Бей лэйстесов!
Греки дружно, будто только этого и ждали, заорали в ответ и выхватили ксифосы. «Значит, они не подкуплены», — с облегчением подумал Илья.
Ян, тем временем, выскочил на нос пентеконтора, бесцеремонно оттолкнул Одиссея и продолжил выкрикивать команды:
— К веслам по правому борту! Вместе! И — раз! И — раз!
Илья смотрел на Яна — и не узнавал его. Круглолицый, жизнерадостный, улыбчивый конквестор всегда казался ему человеком мягким и добродушным. Но сейчас на носу пентеконтора не было знакомого ему Яна — был собранный, решительный незнакомец, настоящий вожак, который мог вести за собой в битву целую армию, и за которым шли не раздумывая.
И за ним шли: греки одиссеевского пентеконтора даже не думали оспаривать приказы внезапно объявившегося командира. Похоже, унизительная перспектива без боя согласиться на наглые условия лэйстесов их и самих не радовала, и потому они послушно налегли на весла, следуя указаниям Яна. Узкий корабль медленно разворачивал высокий резной форштевень в сторону пиратского корыта, практически прижавшегося низким пузатым боком к корме греческого судна.
Лэйстесы не смогли уйти от столкновения — крепкий таран с громким треском вонзился в борт неуклюжего пиратского суденышка, легко сминая и круша тонкую корму.
— Все на весла! — продолжал отдавать команды Ян. — Поднять парус! — Развернулся, сложил руки рупором: — Эй, на другом корабле! Повторяйте за нами!
Илья принялся старательно грести вместе с остальными, с беспокойством оглядывая сцену примитивного морского сражения и обшаривая глазами судно в поисках Одиссея — царя Итаки и след простыл.
Пентеконтор, тем временем, нацелился на следующее пиратское судёнышко. На приземистом корыте противника суетливо задергались, словно лапки у запутавшейся многоножки, весла. Лэйстесы отчаянно пытались уклониться от столкновения — они прекрасно понимали, что их неуклюжую посудину ожидает такая же судьба, как его невезучего товарища, уже исчезающего в морской глубине.
Через несколько минут останки второго пиратского судёнышка затонули в тёмной воде, и оставшимся лэйстесам численное преимущество их кораблей перестало казаться таким уж неоспоримым залогом победы. Неуклюжие корыта один за другим разворачивались и удирали в темноту. Видя их поспешное бегство, греки разразились победными криками. Преследовать пиратов никто не собирался.
Ян спокойно прошествовал на свое место и, как ни в чем не бывало, взялся за весло.
Именно в этот миг из-под палубы показался Одиссей. Быстро оглянулся, оценивая ситуацию, а потом выдернул меч из ножен, вскинул руку в победном жесте и что-то закричал. Гребцы одарили его мрачными взглядами, и радостный вопль царя Итаки оборвался; Одиссей поспешно вложил ксифос в ножны и уселся за весло.
Остаток пути гребли молча. На берегу их уже поджидали отправленные вперёд корабли с обеспокоенными их задержкой греками. Рассказ о нападении пиратов вызвал у солдат нешуточное возмущение, а описания морского боя — подлинный восторг, и всю оставшуюся ночь греки один за другим подходили к Яну, чтобы выразить ему своё уважение.
Как и ожидалось, греки не встретили от местного населения сопротивления. Собственно, и населения-то они не встретили — небольшой поселок опустел, едва только на горизонте показались вражеские пентеконторы. Жители благоразумно попрятались в пологих каменистых холмах, справедливо рассудив, что собственная шкура дороже зерна и коз.
Всё время, пока солдаты грузили продовольствие на корабли и всю дорогу обратно в Трою Ян не сказал Илье ни слова. Впрочем, тот не сразу обратил на это внимание; Илья размышлял о том, что так и не узнает теперь, причастен ли Одиссей к случившемуся. Действительно ли Агамемнон приказал царю Итаки избавиться таким хитрым образом от Ахилла? Или же это была затея самого Одиссея, сговорившегося с пиратами и планировавшего потом поделить полученный за Ахилла выкуп пополам? А, может, это всё-таки была случайность?..
В последнее верилось с трудом. Вспоминались и хитрые бегающие глазки царя и его подозрительное решение отправить четыре корабля вперед, на разведку, а на оставшихся спустить паруса. Готовность, с которой Одиссей отказался от битвы, тоже вызывала подозрение. При всех своих недостатках Одиссей не был трусом. Хитрым, изворотливым, осторожным — да. Но не трусом. Отчего же он даже и не попытался сопротивляться? Если царь Итаки и впрямь не при чем, то он должен был вскочить на нос пентеконтора и направить резной форштевень на противника. Он, а не Ян.
И тут Илья, наконец, обратил внимание на красноречивое молчание товарища — и его словно озарило. Черт с ним, с Одиссеем. Причем тут Одиссей? Это Илья, а не Ян должен был вскочить на нос пентеконтора и отдать приказ таранить врага. Он ведь здесь за Ахилла. Вот почему воины смотрели на него с таким ожиданием. Вот почему сосредоточенно молчит сейчас Ян и что-то серьезно обдумывает.
Илья с досадой встряхнул головой — на проверку Ахиллом он оказался никудышным.
Да и не только Ахиллом — от самого себя он тоже был не в восторге.