Оборотная сторона Луны
Шрифт:
– Я вижу, ты тоже шутник, – сказала я.
– Да? А я уже перестаю это замечать. Оно становится частью меня. Так вроде как жить легче.
– У тебя, наверное, философский склад ума.
Лео помедлил, прежде чем ответить:
– К сожалению, философия ассоциируется с чем-то упадническим. Она должна быть чем-то возвышенным, ведь в переводе это обозначает «любовь к мудрости». Но сколько я пытался прочесть труды философов, большинство из них нагоняют тоску. Они проповедуют тоску в своих трудах. А это далеко от мудрости. И вот я подумал: наверное, есть люди, которые любят что-то делать, а есть те, которые любят поговорить. У них просто не получилось сделать что-то хорошее, и они начинают убеждать других, что все плохо. Из них и получаются философы. Трудяги бы и хотели бы сказать другим, что все нормально, ребята, не стоит вешать нос. Но им некогда: они работают.
Мне не хотелось слушать излияния преступника. Я заранее знала, что ничего хорошего в них быть не может. Преступник не может быть прав, иначе он не оказался бы за решеткой. Вся его философия оправдывает его преступления. Вот почему они так любят поговорить о жизни. Но слушать это я не желаю.
– Я другого мнения о философах, – сказала я.
Лео почувствовал, что я не расположена к задушевным беседам.
– Ну что ж, – сказал он. – Тогда давай спать.
Он улегся удобнее, а потом приподнялся и сказал мне:
– Спокойной ночи. И спасибо за все, что сделал для меня.
Я почувствовала себя очень неуютно. Я не была готова к тому, чтобы преступник благодарил меня. Это уже переходило всякие границы. Было ощущение, что я этого не заслужила. Хотя я понимала, что сделала даже больше, чем этот Лео мог себе представить. Откуда же могло взяться это странное ощущение? Из-за того, что я думаю об этом человеке как о каторжнике-убийце, в то время как он ничего плохого мне не сделал?
Я хотела как-то ответить Лео, но избитая фраза «в любое время» теряла всякий смысл. Ни в какое другое время я бы не стала помогать преступнику, тащить его на себе, перевязывать и промывать раны. И притворяться его другом, хотя им не являюсь.
– Главное, чтобы рана не начала гноиться, – сказала я.
А сама подумала: а на самом деле есть ли мне какая-то разница, будет она гноиться или нет? И ради кого я беспокоюсь: чтобы человек не болел, или чтобы лично мне было надежнее прятаться за него?
– Мне не составило труда сделать все это, – добавила я. – Трудно было вынести все, что произошло до этого.
– Мне тоже, – признался Лео. – Очень тяжело.
Мы помолчали немного.
– Я вижу, в комнате есть ноутбук, – кивнул на него Лео. – Как ты думаешь, можно ли отправить с него письмо домой?
Я не сразу ответила. Думала, скрывать мне свою осведомленность или нет. И если бы каторжник был обычным программистом, наверняка бы он знал то, что сейчас скажу я.
– Боюсь, что на этом ноутбуке можно только поиграть в игрушки. Связи с Землей на нем нет.
– Почему?
– Над нами только один лунный спутник. И он может связаться только с центральным компьютером. Все остальное не в счет.
– А можно ли подключить этот ноутбук к центральному компьютеру и через него отослать письмо?
Я продолжала терпеливо объяснять:
– Все компьютеры тут могут быть связаны единой сетью. Но отсылать письма можно только с центрального компьютера. Так что этот вариант не подходит.
– А ты бы смог разобраться с центральным?
– Конечно, нет! Нужны пароли и коды доступа. Вручную их подобрать невозможно.
– А вдруг связь уже есть? Надо только воспользоваться.
– Связи нет.
– Откуда ты знаешь?
– А ты разве не видел, как Волк палил по компьютерам из автомата?
– Значит, связь с Землей никак не наладить?
Про Волка я сказала неправду. Я знала, что он стрелял по другим компьютерам. Я видела, как товарищ его остановил. Я надеялась, что центральный компьютер может сохраниться в целости и сохранности. И что я смогу добраться до него и отправить правдивое письмо домой с просьбой о помощи. И мне казалось, что если я сейчас подтвержу Лео, что ничего не получится, я придам этому силу. И оно на самом деле может не получиться. Так что лучше оставить этот вопрос открытым.
– Вслепую подобрать коды и пароли невозможно, – сказала я.
– А хакануть ты бы никак не смог?
– Я не хакер. Я программист.
– Жаль.
Я снова почувствовала к Лео прежнюю неприязнь. Ему жаль, что я не хакер, не преступник! Он хотел бы всех видеть виновными в чем-то.
– Ладно, – сказал Лео. – Попробуем дожить до завтра. А там видно будет.
Нет, мне совершенно не нравился этот человек. Он во всем видел только плохое. Всех философов называл бездельниками. И говорил, что Земля не вышлет нам помощи. Нет, это был невыносимый человек.
– Спокойной ночи, – сказала я.
Через некоторое время я поняла, что он спит. Я осталась наедине со своими мыслями и переживаниями. Опять вспоминались страшные сцены сегодняшнего дня. Повсюду кровь и трупы, насилие и жестокость. На самом деле мне крупно повезло, что я пристала к таким людям, как Брайен и Лео. Большинство каторжников похожи на Волка и Триппера. Если бы я околачивалась возле них, меня бы, наверное, уже убили, а тело расчленили. Надо просто благодарить судьбу, что я встретила таких спокойных Брайена и Лео. Мне надо сменить к ним отношение. По сравнению с другими каторжниками они, наверное, лучшие. Они, да еще тот человек, который искал по корпусу выживших. Интересно, нашел ли он кого?
Думать все эти мысли было тяжело. И я была рада, когда из душа вышел Брайен. На него можно было отвлечься.
– Спит? – спросил он меня шепотом, указывая глазами на Лео.
Я кивнула. Брайен на цыпочках подошел к нему, заботливо потрогал ему лоб, пощупал пульс и поправил на нем одеяло. Проявил почти материнскую заботу.
Я подумала о том, что довольно-таки легко втерлась в их доверие. Если они друзья, почему так легко приняли меня в свою компанию? Могли бы сказать: «Иди откуда пришел». И неизвестно, что бы я делала сейчас в этом корпусе без них. Может, стала бы жертвой какого-нибудь маньяка, которых здесь тысячи.