Оборотная сторона Луны
Шрифт:
– Не может быть. Вы бы все равно что-то придумали.
– Кто? Брайен? Вряд ли. Я? У меня на это просто не было сил. Том? Он бы так и продолжал беспокоиться о чуме, вместо того чтобы делать что-то ценное. Нет, Эл. Ничего бы этого не было. Вспомни: ты первый пошел на наблюдательный пункт и попытался связаться с Землей. Если бы не ты, возможно, все бы уже были тут мертвы.
Я хотела спорить, но не находила нужных слов. Мысль Лео казалась до крайности неправильной. Я попыталась представить себе ситуацию: как бы развивались события, если бы меня тут не было. Может, у Лео бы действительно не хватило духу придумать что-нибудь. А сам Волк? Он бы так и не смог включить компьютер. Не смог бы выйти на связь с Землей. Проходили бы дни. Что бы он делал? Сейчас он окрылен надеждой, строит планы того, как обменяет Рассела на свою свободу. У этой ситуации есть свое развитие. Его бы не было, если бы не я.
Я не знаю, что было бы. Вполне возможно, Волк бы понял, что совершил самоубийство, и поубивал бы всех в этом корпусе. Сейчас у людей есть хоть какая-то надежда. Она нереальная, она ложная. Но она дает им силы доживать до следующего дня.
Я почувствовала, что на глаза у меня наворачиваются слезы. Я не могла поверить: я что-то стою в этом мире? Я могу повлиять на ход событий? Я могу не только трястись от страха, спрятавшись в чужой одежде, но и действительно сделать что-то?
И главное: это говорит мне Лео? Это было в тысячу раз лучше любого признания в любви. Это было утверждение самой себя. Я думала, со смертью всех людей в корпусе от меня ничего не осталось. Я думала, что превратилась в оболочку от человека. Что надо идти к психиатру, чтобы пережить этот кошмар. Что сама я не выберусь. Что моя жизнь навсегда испорчена, а психика сломлена.
Нет, ничего этого не было. Я была полноценным человеком, с нормальной душой, который не нуждается в помощи психиатра. Который способен что-то делать, менять мир, настаивать на своем. Который способен любить, чувствовать благодарность, уважение и все нормальные человеческие эмоции.
Сейчас я была переполнена любовью. Мне хотелось обнять Лео, спрятать лицо у него на груди и почувствовать всем своим телом его тело. Хотелось физически ощутить единство с этим человеком. Если бы он знал, что я девушка, все было бы по-другому.
А может, сказать ему об этом? С ним мне бояться нечего. Он никогда не предаст, в этом я была уверена.
– Лео, – сказала я и почувствовала, что голос мой дрожит от волнения.
Со страхом я уже научилась справляться. Нужно всего лишь сделать усилие и заставить свое сердце биться ровнее, а кровь отступить от щек.
Но сейчас был не страх, а что-то другое. И организм меня не слушался. Сердце готово было выскочить из грудной клетки, щеки краснели, а дыхание сбивалось. Сейчас даже если бы я захотела признаться в чем-то Лео, я бы не смогла это сделать.
Он поднялся с дивана и ушел к столу. Я физически почувствовала, как не хватает мне этого человека. И только тут поняла, что чайник закипел, и Лео ушел наливать кипяток по кружкам. С этим шквалом эмоций я даже не слышала, как выключился чайник. Я ничего не видела перед собой и ничего не ощущала. Нет, этого нельзя было допускать. В моей сложной ситуации нельзя до такой степени терять голову.
– Ну, ты будешь чай из унитаза? – пошутил Лео.
Я еле разобрала смысл слов.
– Буду, – сказала я.
Напряжение потихоньку отпускало. Постепенно себя можно было бы взять в руки. И я сказала себе: «Никакой любви. Только не сейчас. Это слишком сложно, слишком опасно. Да и потом, как бы отреагировал Лео, если бы я ему призналась?» Я давно уже поняла, что люблю его. Но он видит во мне парня. Как я могу рассчитывать на то, что он тоже меня любит? Да, он сказал, что рад встрече со мной. Но многие парни говорят так своим друзьям, особенно если они участвуют в каком-то общем проекте. И далеко не каждый будет рад, если друг признается своему другу, что он на самом деле девушка и любит его. Скорей всего, нормальный парень может почувствовать отвращение к такой ситуации.
Я взяла протянутую кружку с кипятком и только тут заметила, что руки у меня трясутся. Значит, я еще не достаточно владею собой.
– Лично мне все равно, откуда пить: из унитаза или из пластиковой бутылки, – рассказывал Лео. – Возможно, мы живем последние часы в своей жизни. Тут мы все висим как на волоске. Есть более важные проблемы, чтобы решать. Я не знал, что Брайен такой щепетильный.
Мне сейчас тоже не было дела до того, откуда вода. Единственное, что я сейчас воспринимала, это то, что рядом со мной находится Лео. Я подумала о том, что скоро сюда вернется Брайен. И момент наедине будет упущен.
А тут еще Лео сказал о том, что, возможно, мы живем последние часы в жизни. Он намекает на то, что утром может что-то пойти не по плану. Если что-то не получится, нас всех разоблачат. И волки тут же съедят нас со всеми потрохами. И что? Неужели перед смертью я так и не скажу Лео, что люблю его? Это было бы бесчестно. Это было бы даже подло по отношению к своему возлюбленному.
Я не достаточно уделяла времени Дэну, пока он еще был жив. Я не достаточно часто говорила ему о своей любви. Я не отдавала ему себя всю. Сейчас слишком поздно что-то исправлять. А теперь я собираюсь допускать ту же ошибку с Лео?
Я вспомнила, как Джеральд услышал шумы в вентиляции. А вдруг он заглянет туда и обнаружит там диверсантов? Вспомнила, как Брайен рассказывал про шумящие пылесосы. У каторжников будет три минуты, чтобы вычислить, откуда идет звук. Если они спохватятся сразу, у них будет время, чтобы вылезти в вентиляцию и выключить пылесосы. И весь наш план полетит насмарку. И всех нас поубивают. Не сейчас, так потом, когда закончатся запасы еды и воды. И я не скажу Лео перед смертью, что люблю его?
Тут было от чего взяться за голову. Я сидела на диване сама не своя и не знала, на что решиться. Если бы несколько дней назад кто-нибудь сказал мне, что я буду мучиться от любви к каторжнику, я бы не поверила. Но сейчас все было реально.
– Что с тобой? – спросил Лео. – Зубы болят?
– Да. Наверное, от кипятка, – сказала я.
Это была ложь. Как можно лгать любимому человеку? Это было сродни тому, как я переспала с Джонни. Тоже в каком-то смысле обманула любимого. Ситуация казалась мне безвыходной. Говорить Лео о своих чувствах было глупостью и риском. Не говорить – было предательством.
Возможно, я доживаю свои последние часы. У нормальных людей есть священники, которым можно покаяться перед смертью. Есть нотариусы, с которыми можно составить завещание. Я всего этого лишена. У меня были жизнь и любовь, а я не могла ни покаяться, ни завещать.