Оборотная сторона медали
Шрифт:
На краю леса все еще громко пели черные дрозды, и к ним присоединились черноголовые славки, настоящие дрозды, жаворонки, клинтухи и те птицы, которым вообще петь не положено. Но теперь путь Стивена лежал через заурядную сельскую местность, поле за полем, за которыми наконец начинаются леса Джека — здесь когда-то гнездились осоеды. Но даже заурядная местность демонстрировала лучшие качества — восходящее солнце сияло через легкую дымку, не ослепляя, придавая цветам всего вокруг свежесть и интенсивность, равных которым Стивен еще не видел. Зеленый мир и мягкое чистое небо могли быть такими, как в первый день Творения, и по мере того как день прогревался, воздух насыщался сотнями запахов.
«Отблагодарить
Зайцы убежали куда-то влево, и Стивен продолжил путь, грубо напевая вполголоса «Quoniam tu solus sanctus, tu solus Dominus, tu solus altissimus» [22], пока слева громко и четко не закричала кукушка: «Ку-ку, ку-ку, ку-ку», затем последовал мерзкий птичий смех. Ей ответила еще одна, далеко справа: «Ку-ку, ку-ку, ку-ку».
Радость моментально покинула Стивена, он продолжил путь с поникшей головой и сцепленными за спиной руками [23]. Теперь он приближался к землям Джека: еще одно поле и одна тропинка, а за ними на бедной болотистой почве рос лес Эшгроу, с этими проклятыми свинцовыми рудниками и древними кучами отвалов меж деревьев. Потом начинались лесопосадки Джека, все еще низкорослые, к тому же сильно изъеденные кроликами, зайцами, оленями и всеми возможными гусеницами. А позже в поле зрения попал и коттедж. День уже пробудился к повседневной жизни, тишина давно разрушилась, и даже если бы не дразнилась ни одна кукушка, все равно уже ничего не осталось от надвигавшегося чуда. Просто очень приятный, практически летний, день весной, ничего более.
Стивен подходил к дому сзади, и тот представал не с лучшей стороны. Джек приобрел коттедж, не имея больших средств, и расширял его, когда разбогател. Получилась негармоничная каша — очень мало преимуществ настоящего поместья и ни одного скромного удобства коттеджа. Но хотя бы конюшня получилась великолепной. Джек Обри не только обожал охотиться на лис, но и считал себя величайшим знатоком лошадей во всем королевском флоте.
По возвращении домой с маврикийской кампании, нагруженный под завязку призовыми деньгами, он заложил знатный двор с двойным каретным сараем, псарней и конюшней для охотничьих лошадей с одной стороны, и денником для будущей скаковой конюшни с другой. Сбруйные сараи на коротких концах замыкали элегантный четырехугольный двор розового кирпича, отделанный белым известняком и увенчанный часовой башней с синим циферблатом.
Стивен не удивился, обнаружив, что большая часть этого великолепия заперта, поскольку охотничьи и скаковые лошади исчезли, как только у Джека начались неприятности, но отсутствие остальных животных, а также телеги и низкой двуколки — на ней София выезжала в свет — понять было сложнее. Непонятной казалась и тишина в доме, к которому он подошел через огород. Джек — отец троих детей, с ними же жила теща; тишина для этого места была неестественной. Но ни звука не проникало через двери или окна, и на Стивена накатила тревога. Усугубило ее и то, что все двери и окна были открыты, а частично и сняты с петель, что придавало дому разоренный, опустошенный вид лица с выбитыми зубами. Тишина дурно пахла скипидаром, вероятно использованным для дезинфекции.
Стивен знал болезни, способные скосить всех домочадцев за ночь — та же холера.
— Господь, защити нас от зла, — прошептал он.
Далекий радостный вопль поменял направление его мыслей, а несколько секунд спустя за ним последовал типично английский звук удара биты по мячу, после чего — новые крики. Стивен быстро миновал то, что Джек называл розовым садом — lucus a non lucendo [24] — через клумбу на гребень холма. Внизу на широком лугу развернулась игра в крикет. Принимающие игроки на своих местах внимательно следили за движениями подающего. Снова раздался звук удара, отбивающий метнулся между воротцами, принимающие рванулись за мячом, подбрасывая его, и все снова приняло форму строгого танца — белые рубашки на зеленом.
Стивен спустился вниз по склону и узнал некоторых игроков, по крайней мере в отбивающей команде, и кое-кого из соперников. Он разглядел Плейса и Бондена. Капитан Баббингтон, некогда один из мичманов, а затем и лейтенантов Джека, ныне коммандер на восемнадцатипушечном шлюпе «Тартарус», подавал мяч своим старинным товарищам по плаванию так, будто хотел им не только сбить калитки, но и переломать ноги. Плейсу достаточно было перехватить каждую прямую подачу, а на остальные не тратить сил, но Бонден смотрел внимательно и отбивал практически все подачи с той же яростью. Он набрал очки на четырнадцати пробежках в текущей серии, и теперь летел последний мяч, поданный довольно коротко. Бонден встретил его сильнейшим ударом, но по ошибочной траектории, и вместо того, чтобы пролететь над головами принимающих, мяч неожиданно взвился вверх, будто бомба или ракета, совершенно исчезнув из виду.
Три принимающих помчались в сторону Стивена, задрав головы и вытянув руки, пока другие кричали «Головы, головы!» или «Полундра!». Мысли Стивена блуждали где-то далеко, он не заметил ни удара, ни полета мяча, но один из немногих крепко выученных уроков морской жизни — выученных болезненно и тщательно — состоял в том, что крик «Полундра!» обычно предшествовал, хотя и на самую малость, потоку кипящей смолы, падению очень тяжелого блока или острой как игла свайки. Доктор раздраженно поспешил подальше, пригнувшись и прикрыв руками голову. Это оказался неудачный ход — он врезался в одного из принимающих, пятившегося задом наперед, и в другого, застывшего там, куда должен был упасть мяч.
Они свалились в кучу, из которой Стивена вытащили с криками «Это же доктор», «Вы не пострадали, сэр?» и «Почему ты не смотришь, куда прешь, вол неуклюжий?». Последнее адресовалось сигнальному старшине «Тартаруса», который, невзирая на все, поймал мяч и выбрался из кучи конечностей, триумфально сжимая его.
— Ну, Стивен, — поприветствовал его Джек по дороге к буфетной тележке, после того как доктора отряхнули и привели в порядок, поправив парик, — значит, ты приехал ночным экипажем. Как я рад, что ты нас нашел. До завтра я тебя не ждал, а то оставил бы записку. Думаю, ты сильно удивился, увидев пустой дом. Хочешь пива или предпочтешь холодный пунш?
— А кофе здесь найдется? Я пропустил завтрак.
— Пропустил завтрак? Клянусь жизнью, это жестоко. Пошли, сварим кофе. Еще осталось сбить пять ворот, и Плейс с Килликом прилипли к полю, как морские блюдечки. Времени у нас полно.
— Где София?
— Нет ее здесь! — воскликнул Джек. — Она уехала в Ирландию с матерью и детьми — Френсис рожает. Вот сюрприз! Ну и дурачком же я выглядел, когда приехал домой и не нашел никого из семьи, скажу я тебе. Никого, даже старый Брэй не пьянствует в пивной. Она представления не имела, что мы вообще в этом полушарии, но теперь оставила детей и мчится на почтовых домой. Если повезет, увидим ее во вторник или даже в понедельник.