Оборотная сторона медали
Шрифт:
— Прошу прощения, что прервал, но пора к адмиралу. Моуэта очень беспокоит возможное опоздание. Гичка у борта, и моя виолончель уже там. Да, моя виолончель уже в гичке.
Джек с трудом сдержал едва не вырвавшееся проклятие, подхватил скрипку и сказал:
— Едем с нами, Сэм. Шлюпка доставит тебя на берег и заберёт завтра, если пожелаешь осмотреть корабль и пообедать со мной и доктором Мэтьюрином.
Глава вторая
Каравелла «Носса сеньора дес несесидадес», старое судно с широкой кормой, воспользовалась дувшим к берегу ветром, чтобы подойти к мысу Нидхэм-Пойнт, но, к несчастью, правым галсом. Сейчас она пересекала линию пенящейся воды, за которой прибрежный бриз превращался в пассат. Корабль привело к ветру, пассат с норд-оста сильно накренил его, и через шпигаты хлынули воды Карибского моря.
— Травите все шкоты, салаги чертовы, — воскликнул Джек.
— Там Сэм натягивает канат, — сказал Стивен, смотревший в подзорную трубу.
— Это не тот канат, — сказал Джек, стиснув кулаки.
Но так или иначе, каравелла каким-то образом пережила опасный крен и выровнялась. Все ее паруса дико хлопали на ветру, а моряки носились по палубе, обнимаясь и поздравляя друг друга и святых отцов. Потом судно осторожно увалилось под ветер, поймало пассат в бакштаг и исчезло вдали за мысом.
— Слава Богу, — сказал Джек. — Теперь им не понадобится поднимать паруса или менять галс до самого Пара, может даже, они доберутся туда, не потеряв ни единой души. Господи, Стивен, я никогда не видел ни подобного примера управления кораблем, ни такого явного небесного промысла. Это жуткое старое корыто вообще не должно было добраться до Бриджтауна, оно, несомненно, потонуло бы сейчас вместе со всем экипажем, если б не вмешательство Господа. То, что последние шестьдесят-семьдесят лет оно держится на плаву — это просто чудо, непрерывная череда чудес. И всё же я предпочёл бы, чтобы он отплыл на судне, которому не требуется неистовая помощь ангелов-хранителей денно и нощно.
— Он — прекрасный молодой человек, — заметил Стивен.
— А то нет? — сказал Джек. — Как я надеюсь, что юный Джордж станет таким же! Мне так радостно было слушать, как вы с ним щебечете на латыни, болтаете без умолку. Хотя я заметил, что пастор Мартин, кажется, не так уж хорошо его понимал.
— Это потому, что бедняга Мартин привык к английскому произношению.
— А что не так с английским произношением? — недовольно спросил Джек.
— Да всё так, за исключением того, что его никто не понимает, кроме самих англичан.
— Я так не думаю, — сказал Джек. — А ты знаешь, что он может взять нижнее «фа», громко и безо всяких усилий? Голос — как орган.
— Конечно, я слышал. Это же я попросил его выдать «Славься, Царица» на октаву ниже. От его голоса даже стол задрожал.
— Именно так, да, да! Но всё же лучше бы он не был таким чёрным.
— Знаешь, брат, нет ничего плохого в том, чтобы быть чёрным. Царица Савская была чернокожей и красавицей к тому же, я уверен. Каспар, один из трёх волхвов, был чёрным. Святой Августин, епископ Гиппона, был африканцем, и у него тоже был сын, рождённый вне брака, как ты наверняка помнишь. Более того, когда привыкаешь видеть чернокожих, белые тела кажутся бесформенными, прямо-таки противными, это я очень хорошо помню по Большому Южному морю.
— И еще я бы предпочел, — прости меня, Стивен, — чтобы он не был католиком. Это не в укор тебе, и вообще не о религии — нет, вполне возможно, что он тоже может попасть в рай. Я имею в виду отношение к ним в Англии. Ты же помнишь Гордоновский бунт и все эти слухи, что в безумии короля виноваты иезуиты, и многое другое. Кстати, Стивен, надеюсь, эти его святые отцы не иезуиты? Мне не хотелось спрашивать напрямую.
— Конечно нет, Джек. Их давно запретили. Клемент XIV расправился с ними в семидесятых, и правильно сделал. Конечно, они пытаются пробраться обратно под тем или иным юридическим предлогом, и, осмелюсь сказать, скоро у них снова будут неприятности из-за того, что они десятками выгоняют из школ атеистов, но эти джентльмены не имеют с иезуитами совершенно ничего общего.
— Что же, очень рад. Но я думал о том, что если бы он был белым и протестантом, то мог бы стать адмиралом — мог бы поднять свой флаг! Парень с такими способностями — шустрый, живой, жизнерадостный, смышлёный, скромный, хорошо воспитанный — да ему сам бог велел быть моряком. Если бы у него был хоть один шанс — он проявил бы себя, и в кровавой войне, да в сезон лихорадок, он не упустил бы возможности продвинуться по службе и, глядишь, закончил бы службу с флагом Соединённого королевства на грот-брам-стеньге, полным адмиралом флота!
— Но он чёрный и католик, и может стать епископом Африки, как святой Августин, носить митру и посох. Он даже может стать епископом в Риме, Папой Римским, надеть тройную тиару. Кроме того, Джек, ты должен учесть, что, став папистом, он последовал примеру всех своих английских предков с тех времён, когда ирландские миссионеры научили их писать, читать и различать добро и зло, и до правления славной памяти Генриха VIII, всего несколько поколений назад.
Однако Джек не казался особенно довольным. Спустя минуту он сказал:
— Мне пора собираться на флагман. В десять начинается чёртово заседание трибунала.
— Мне тоже пора, — ответил Стивен. — Меня ждёт пациент.
По дороге к пристани Джек сказал:
— Но всё же меня порадовали твои слова про этого вашего святого.
— Ты же знаешь, он и твой святой. Святого Августина признают даже новейшие церковные общины — всё-таки он один из отцов церкви.
— Тем лучше. То, что святой и отец церкви мог иметь внебрачные связи — это, пожалуй, очень утешает.
— Пожалуй. Хотя, мне кажется, он тогда ещё не стал святым.
Некоторое время они шли молча, потом Джек сказал:
— Есть один вопрос, который я хотел задать Сэму, но как-то не получилось. Я почему-то не смог сказать: «Сэм, ты не упоминал в Эшгроу-коттедж, зачем хочешь со мной повидаться?»
— Он об этом не говорил, — ответил Стивен. — Я в этом уверен, как если бы сам там был. Он милый, открытый, искренний молодой человек, но не глуп. Совсем не глуп, и никогда не причинил бы тебе неприятностей.