Оборотная сторона медали
Шрифт:
— Последний раз я видел вас, Обри, на ужине у Данганнона в Дефайансе, после которого мы играли тот отрывок из Глюка в ре-миноре. С тех пор я не имел удовольствия послушать музыку, кроме той, что играю сам себе. Кают-компания здесь представляет собой жалкое сборище: с десяток человек пищат на немецких флейтах и все фальшивят. Им только на еврейской арфе [2] играть, а голоса мичманов уже давно сломались, да в любом случае никто не может тут отличить «до» от «ре». Полагаю, у вас в Южных морях было то же самое?
— Нет, сэр. Мне больше повезло. Мой корабельный врач прекрасно играет на виолончели. Не один час мы музицировали дуэтом. А мой капеллан весьма
— Хотелось бы мне это услышать, — сказал адмирал. Он наполнил стакан Джека и продолжил: — Ваш врач — прямо настоящее сокровище.
— Он мой лучший друг, сэр. Мы плаваем вместе уже больше десяти лет.
Адмирал кивнул.
— Тогда я буду счастлив, если вы приведёте его сегодня вечером. Можем вместе расправиться с ужином, а потом немного помузицируем. И если он не будет возражать, я бы получил у него небольшую врачебную консультацию. Хотя, возможно, это неуместно. Я знаю, эти учёные господа придерживаются строгого этикета в отношениях друг с другом.
— Полагаю, сначала ваш врач должен дать своё согласие, сэр. Возможно, они знакомы, и это будет не более чем формальность. Мэтьюрин сейчас здесь, на борту, и если хотите, я переговорю с ним перед встречей с капитаном Гулом.
— Вы собираетесь нанести визит капитану Гулу? — спросил сэр Уильям.
— Да, сэр. Он опережает меня в капитанском списке на добрых шесть месяцев.
— Ну что ж, пожелайте ему счастья. Он совсем недавно женился. Его можно было бы счесть достаточно благоразумным, в его-то возрасте, и вот поди ж ты — женился. И его жена на борту.
— О Господи! — воскликнул Джек. — Я и понятия не имел. Конечно, я пожелаю ему счастья... И он взял её на борт?
— Да, чахлая хрупкая женщина с пожелтевшей кожей. Приехала из Кингстона на несколько недель, чтобы оправиться от лихорадки.
Сердце и мысли Джека были наполнены мыслями о своей жене Софи, и ему бы хотелось, чтобы она тоже была на борту, поэтому он упустил смысл слов адмирала, пока наконец не услышал:
— Будьте с ними повежливей, когда обнаружите. Эти медики — независимая и упрямая каста, и не стоит им перечить, пока не получите лекарство.
— Да, сэр, — согласился Джек. — Я буду учтив, как молочный голубок.
— Поросенок, Обри, молочный поросенок. Голуби не сосут молоко.
— Хорошо, сэр. Скорее всего, я их застану за обсуждением медицинских проблем.
И Джек не ошибся. Мистер Уотерс показывал доктору Мэтьюрину некоторые свои зарисовки наиболее типичных случаев проказы и слоновой болезни, с которыми ему пришлось столкнуться на острове. Что примечательно, картинки были отлично прорисованы и хорошо раскрашены: когда Джек вошёл, чтобы передать послание, то мельком взглянул на них и поспешил удалиться, дабы перекинуться словечком с адмиральским секретарём, прежде чем нанести обязательный визит капитану Гулу.
Мистер Уотерс закончил описание последнего рисунка с изображением слоновости нижней конечности, убрал его в папку и сказал:
— Я уверен, вы заметили, что многие люди, связанные с медициной, страдают ипохондрией, доктор Мэтьюрин.
Эти слова он произнес с вымученной улыбкой, и стало совершенно очевидно, что фразу он заготовил заранее. Стивен ничего не ответил, и доктор продолжил:
— Я не исключение и могу предположить, что моё поведение выглядит навязчивым. У меня здесь опухоль, — сказал он, приложив руку к боку. — Которая вызывает у меня много сомнений. На этой станции толковых врачей нет, а мои помощники — вообще бестолочи, я был бы очень признателен, если
— Капитан Обри, сэр, чем могу быть полезен? — спросил секретарь, широко улыбаясь.
— Будет очень любезно с вашей стороны, если вы передадите сумку с почтой для «Сюрприза», — попросил Джек. — Мы уже очень давно не имеем никаких вестей из дома.
— Почта для «Сюрприза»? — неуверенно выговорил мистер Стоун. — Вряд ли, но уточню у клерков. Нет, увы, — сказал он, вернувшись. — С большим сожалением вынужден сообщить, что для «Сюрприза» ничего нет.
— Вот как? — сказал Джек, выдавив улыбку. — Это не страшно. Может, у вас есть газеты, пожалуй, они дадут мне представление о том, как обстоят дела в мире, потому что вы явно слишком заняты чёртовым трибуналом, чтобы рассказать мне о событиях последних нескольких месяцев.
— Вовсе нет, — возразил мистер Стоун. —Рассказ о том, что дела у нас идут всё хуже и хуже, не отнимет много времени. У Бонапарта на каждой верфи строятся новые корабли, быстрее, чем когда-либо. И быстрее, чем когда-либо наши выходят из строя из-за непрерывной блокады и постоянного нахождения в море. У него хорошо организована разведка, и он сеет рознь между союзниками. Не то чтобы им нужно его одобрение для ненависти и недоверия друг к другу, но вызывает восхищение, с какой точностью ему удаётся наносить удары в наши болевые точки, как будто он лично подсматривает в замочную скважину или подслушивает под столом Совета. Разумеется, наша армия достигла определенных успехов в Испании, но вот сами испанцы... хотя, сэр, я уверен, вам известно об испанцах. И в любом случае, маловероятно, что мы продолжим оказывать поддержку этим людям или даже платить за свою часть военной компании. У меня есть брат в Сити, и он сказал, что акции никогда не падали так низко, торговля остановилась, люди приходят на биржу с угрюмым видом, пряча руки в карманы: золота совсем не осталось. Вы идёте в банк, чтобы снять деньги, деньги, которые положили туда в гинеях, и вам подсовывают бумажки, и почти все они не имеют никакой ценности. Например, ежегодный доход по акциям «Южных морей» [3] упал до пятидесяти восьми с половиной! Даже акции «Ост-Индской» упали до пугающей отметки, как и казначейские обязательства... В начале года после слухов о перемирии цены подскочили и дела оживились, но все снова замерло, когда слухи не подтвердились. Процветает лишь земледелие, при пшенице-то за сто двадцать пять шиллингов за квартер [4], но земли теперь не купишь ни за какие деньги. Зато сейчас, скажем, на пять тысяч фунтов можно накупить столько акций, сколько до войны хватило бы на неплохое поместье. Вот вам парочка газет и журналов, они расскажут обо всех подробностях и окончательно погрузят в уныние. Да, Биллингс, — обратился он к клерку, — что такое?
— Сэр, хоть у нас и нет почты для капитана Обри, — сказал Биллингс, — но Смэйлпис говорит, что кто-то им интересовался. Чернокожий. И он думает, что у этого человека может быть сообщение. Или даже письмо.
— Раб? — спросил Джек.
— Раб? — крикнул Биллингс, насторожив слух в ожидании ответа.
— Нет, сэр.
— Моряк? — предположил Джек.
Нет, не моряк. И когда наконец Смэйлпис в крайнем смущении бочком протиснулся в каюту и начал неразборчиво бормотать, выяснилось, что неизвестный чернокожий оказался довольно образованным человеком. Сначала он интересовался «Сюрпризом» в общем, в основном у тех, кто сходил на берег, когда в Бриджтаун пришла первая эскадра. Потом, когда стало известно, что фрегат в этих водах, стал интересоваться именно капитаном Обри.