Оборотни Его Величества

Илларионова Алина Юрьевна

Наконец ведунья прикрыла обработанные раны чистыми бинтами, и Дана перенесли в постель. Ирэн присела на самый краешек.

– Он скоро поправится?

– На все воля Кружевницы… – Армалина почему-то отвела взгляд. – Пойду дровишек принесу, а ты покуда подбрось, что есть.

Дровишек в доме нашлось четыре штуки, и все они скопом отправились в пламенеющий угольями зев прогоревшей печки. Так, теперь заслонку закрыть и крючок набросить. Делов-то! А нянюшка рассказывала, будто неверрийская печка, что дикий зверь – каждую по-своему приручать надо. От печки потянуло дымом, но так, наверное, и должно быть.

– Вьюшка… – Слабый голос оторвал ее от самолюбования.

– А?

– Вьюшку

открой, иначе задохнемся. – Дан показал глазами на колечко, торчащее из прорези в кладке. Ирэн потянула за него, и наружу выплыла прямоугольная металлическая пластина.

– Ни на минуту нельзя тебя, барыньку белорукую, оставить.

– Вот и не оставляй! – парировала Ирэн радостно и немного сердито. Она вернулась на кровать и взяла союзника за руку. Дан пошевелил пальцами, лицо помрачнело еще больше.

– Они даже кольцо забрали…

– Оно так важно для тебя?

– Это подарок.

– От женщины?

Тот ответил не сразу, но твердо:

– Да.

Хотелось знать, кем та женщина приходилась аватару, что он к ней чувствовал, насколько была важна для него, но слишком уж плохо Дан выглядел для подобных расспросов. Кажется, он угасал прямо на глазах. Ирэн решительно взялась за цепочку.

– Кольцо у меня, не волнуйся. Вот, возьми.

В тусклых глазах вспыхнули живые искорки, пепельные губы тронуло подобие улыбки:

– Не надо, оставь себе. На память.

– Дан, хватит! Все будет хорошо, ты поправишься! – Ирэн перепугалась по-настоящему. Куда делись его вечная бравада и неиссякаемый оптимизм?!

Аватар улыбнулся шире и сжал ее руку крепко, как мог.

– Ты, главное, иди в горы к царю Рахмеду, как мы решили. Там хорошо знают Ярини, да и меня кое-кто помнит. Сошлешься на нас с ней и передашь то, что я тебе сейчас скажу. По законам гор, гость, приглашенный в дом, становится другом, и тебя не выдадут никому…

– Прекрати! – отрезала Ирэн. – Ты не посмеешь меня бросить! Ты… ты обещал защищать! Это… это не по-мужски просто!

– Эгоистка ты, – опустив ресницы, с непонятной интонацией прошептал парень. Затем вдруг резко, решительно открыл глаза. – Пообещай мне.

– Что?

– Просто пообещай.

– Ну, обещаю, – неуверенно пробормотала кэссиди. Лишний раз волновать Дана не хотелось, и так еле держится.

– Сожги мое тело дотла. Не хочу коротать вечность деревом.

Это прозвучало так пугающе просто, что Ирэн не сразу осознала смысл просьбы. Несколько ударов спустя сердце сжалось в комок и подкатило к горлу. Кажется, он с ума сошел. Нет, оба сошли с ума, только один ерунду городит, а другая ему верит. Какие деревья?! Какие костры?!! А как же кэссарица в венце Четырех Стихий и белокрылый мужчина, за руку возводящий ее на престол?!! И люди, ликующие на заре Золотого века?!! И сверженный Совет Семерых?!!

– Дан, ты мне нужен. Очень нужен. Я просто не смогу в одиночку со всем справиться.

– Ты справишься, ты сильная. Ирэн, ты не поверишь, но сейчас мне тоже очень страшно. В Ветлюге я повстречался с ядовитым существом, сильно попортившим мне кровь, так что на дар надежды нет. Просто выслушай меня и не перебивай, иначе боюсь не успеть…

И кэссиди поняла: все. Не будет сказочного волшебства, Иллада-Заступница не смилостивится над другом своей подопечной, и единственный шанс из ста ему не выпадет. Армалина ушла, чтобы дать им время попрощаться наедине. Неверра, которую Ирэн с детства считала страной оживших сказок, на самом деле оказалась царством ночных кошмаров, где сильное, мудрое и справедливое добро гибнет не от меча зла даже, а от руки людей, превращенных в зверей самой жизнью.

По щекам потекло, с подбородка закапало. Наклонившись, Ирэн поцеловала пышущие жаром губы. В последний раз.

– Я слушаю, Дан. И костер я сама сложу, обещаю.

– Спасибо.

Он торопливо заговорил, лишь изредка позволяя себе короткие передышки, чтобы перевести сбившееся дыхание и набраться сил. Последних сил, растраченных на девушку, которую так и не признал своей Повелительницей. Дан предостерегал от опасностей, поджидающих одинокую путницу на бесконечных неверрийских трактах; рассказывал о правилах поведения в различных слоях общества, обычаях и суевериях; о ценах на товары, правилах торга и прочем, прочем, прочем. В голове все сразу перемешалось, но Ирэн знала, что в нужный момент память среагирует быстро и верно. Под конец Дан заставил ее выучить заковыристую фразу на каркающем горском наречии, которая должна послужить паролем в царский дом. Вот и конец сказки.

Закончив, он с заметным облегчением закрыл глаза. На лбу выступили бисеринки пота. Красноречивому балагуру нелегко далась эта речь. Приподняв его голову, Ирэн поднесла к серым губам глиняную кружку с отваром. Сделав последний глоток, Дан выгнул брови домиком, и эта привычная уже ирония ножом резанула по сердцу, смерзшемуся было льдинкой, да вновь облившемуся кровью.

– Знаешь, при такой-то жизни, какая была у меня, я думал, что последний стакан воды мне подаст какой-нибудь бродяга… ну или жрец из казенной богадельни, куда я попаду после неудачного мордобоя в пивнушке самого низкого пошиба. Или что я сам послужу емкостью для какой-нибудь кровососущей нежити. На красавицу, тем более голубых кровей, я и не рассчитывал.

– А я красивая? – спросила Ирэн, силясь, чтобы вновь не заплакать.

– Очень красивая.

– Я рыжая, и у меня веснушки.

– Тебя солнышко любит. – Заметив недоумение на ее лице, Дан ухмыльнулся, и стало еще горше. – Это неверрийская поговорка.

– Я запомню.

– А я посплю, пожалуй. Устал… Да, когда дрова прогорят до угольев, задвинь вьюшку, иначе весь жар уйдет.

– Угу. – Ирэн зажала рот ладонью.

До последнего аватар оставался телохранителем девушки, которую так и не признал Повелительницей. Тик-так, время шло, а Армалина все не возвращалась. Вроде бы дверь скрипела, но пока Ирэн соображала, чтобы обернуться, вновь закрылась. Неприятно, наверное, ведунье в сенях мерзнуть, но кэссиди было на нее наплевать. Вообще на все наплевать, включая саму себя. Сердце Дана пока билось: тик-так, тик-так, тик-так… Держа руку на его груди, Ирэн ждала, что каждый удар станет последним. Но они все толкались в ладонь, один за другим, как ход часов – вечный, если заводить вовремя. Несильные, но ровные, и оттого глупая, наивная надежда не хотела оставить кэссиди в покое.

И Ирэн разревелась. Слезы катились сами собой, и сколько их ни утирала, они, как гидры клятые, все плодились, плодились новыми головами-каплями, шеями-дорожками, едкие, горючие, ядовитые… И жалили щеки, жалили…

У-у-у, проклятые!

И зачем только полезла спасать?! Телепортировалась бы от могилы того эльфа, как хотела, и лелеяла надежду, что Дан выбрался сам! Ведь чувствовала же, что ничего хорошего в деревне не увидит! Ну, погрызла бы совесть, а теперь воспоминания сожрут заживо изнутри. Воспоминания о прошлом и будущем, которые пока только вызревали в мечтах, как бархатный персик, наливаясь сладким соком грядущих побед. Как теперь побеждать в одиночку? Один в поле – не ратник, так здесь говорят.