Оборотни Его Величества
Шрифт:
Скрипнула дверь высокой, относительно целой избы. На порог вышел статный бородач и облокотился на подкопченные перильца.
– Ну, есть живые. Тока ежели ты на постой просишься, уж звиняй. Сам видишь – беда у нас.
– Нет-нет, не стану вас обременять! Я ищу кое-кого. Скажите, у вас на днях не останавливалась рыжеволосая девушка лет двадцати? Приметная такая: длинноногая, стройная. С ней еще был черноволосый полуэльф.
Бородач прищурился:
– Ну, захаживали такие. Твои знакомые?
Сперва маг хотел выдать беглецов за преступников в розыске, но, поразмыслив, решил, что селяне могут и не поверить в вероятность вознаграждения. Бывало такое, и не раз. Поэтому кивнул:
– Друзья.
– Друзья, говоришь? – Бородач мрачновато ухмыльнулся.
Глава 4
Похороны состоялись через три дня согласно канону, правда, соблюсти традицию оказалось непросто. Верховному Жрецу пришлось надавить на сотрудников ИСС, чтобы тело выдали к сроку, хотя непонятно, что искали следователи. Причина смерти была налицо: сперва Венедикта придушили, а потом выбросили в окно, под коим он и скончался от множественных внутренних повреждений. Убийством заинтересовались и соковцы, однако никаких следов волшбы не обнаружили и махнули на дело рукой. Хвала Пресветлой! И без них в университете было не продохнуть от дознавателей. В общем, следствие шло своим чередом, а Венедикта тем временем оплакали, отпели и похоронили. Усопшему отвели почетное место на городском кладбище при храме как священнослужителю, принявшему мученическую смерть от рук корыстного душегуба. «Еще и к святым небось причислят», – думал Вилль, со свечкой двигаясь в середине похоронной процессии, растянувшейся саженей на пятьдесят. Его архисвятейшество Лаврентий Равеннский шел во главе. Солидный, надо сказать, мужчина: высокий, довольно молодой еще, но совершенно седой, а брови и глаза были контрастно черными. Вышагивал жрец плавно, как будто не касаясь земли, и невольно хотелось заглянуть ему под рясу: не левитирует ли? После похорон он увел священнослужителей, дабы помянуть мученика в кругу жреческой братии, студиозусы ушли своей компанией, а преподаватели – своей. Как поминают святые отцы, Вилль не знал, да и не хотел знать, зато пьянка в университете мало чем отличалась от северингской. Мужчины стали вспоминать веселые моменты из жизни покойного, женщины загоревали о том, какой он был хороший да честный. Нет, на самом деле эпитетов нашлось куда больше, и за каждую добродетель храмовника следовало выпить до дна. Секретарша ректрисы возрыдала на плече ассистента, да так проникновенно, что косенький Вилль сам чуть за голову не хватился: как же они теперь без Венедикта жить будут?!
– Как он законодательство уважал! Что земное, что небесное. Эх, до чего ж человек правильный был! – вздыхал профессор Вирт.
– А мне он как-то выговор сделал за платьишко… ну, красненькое, с перьями, помните? – Секретарша на минутку оторвалась от насквозь мокрой рубашки Вилля. – А я ему, когда вышел, кукиш состроила… Ой, хамка-а-а…
– Уволю, – грустно пообещала ректриса, и девушка, вернувшись к оккупированному плечу, залилась горше прежнего.
Воспользовавшись вниманием госпожи Нэйран, Вилль подался к ректрисе:
– Госпожа Нэйран, а господин Венедикт ходил в сапогах?
– В валенках! Ноги у него болели. Отмучился, бедолага. – Женщина, всхлипнув, поднялась с рюмкой в руке. Все примолкли в ожидании речи.
Вилль тоже встал, поддерживая «уставшую» секретаршу. Значит, шаги, что он слышал, принадлежали убийце? Звонкие такие, четкие, словно набойки были из победита. Студиозусы тоже носят обувь на каблуке, но широком и мягком, иначе во время перерывов грохот в университете стоял бы невыносимый. Только старшекурсникам, уже зачисленным в гвардию, выдают вторую пару сапог – «музыкальную», в которой они чеканят шаг при смене караула.
«Кто же ты, сволочь?» – Аватар скрипнул клыками и выпил водку, как воду.
– Какая прелесть. – Алесса трепетно погладила чернильно-фиолетовый побег, усеянный плотно прижатыми ворсинками, больше похожими на бархатную шерстку, чем на колючки. – Это роза?
– Он не сказал, но смекаю, золотых на двадцать потянет, – смерив оценивающим взором карликовый, с локоток, кустик, удовлетворенно решил Метис. – Продадим, коли жрать неча будет.
– Ни за что! – отрезала Триш.
– Он? – удивилась Алесса. Пока Вилль был на похоронах, она со скуки решила заглянуть к друзьям, но не ожидала, что с момента их последней встречи в доме появится новый «жилец», да такой симпатичный.
– Сударь Шантэль принес. Уж не знаю, как расценивать такое внимание с его стороны, – пожала плечами маг воды, продолжая обмывать крохотные нежные листики.
– Вранье! – хмыкнула Веррея.
– Да-а, что-то ушастый к нам зачастил. Все Тришке какие-то книжки подсовывает, на ушко шепчет, теперь вот кусты таскает! – сдал порозовевшую сестру Лис, обличительно ткнув в растение замызганным в реактивах пальцем.
– Наверное, страсть к необычным подаркам у эльфов в крови. Как-то Вилль хотел подарить мне елку, – полушутя заключила Алесса. На самом деле было радостно за Триш, хотя немного завидно. Аватар по неопытности свел в шутку столь ценную для каждой девушки конфетно-букетную стадию, а вот колючка Шантэль оказался на высоте: хорошенький куст был, как вишней, густо усыпан бутонами, которые вот-вот должны раскрыться нежно-лиловыми цветами. Однако кто б мог подумать, что в полуразвалившемся ворчливом л’лэрде вдруг проснется юное чувство!
Закончив с поливкой, Триш присела за стол к остальным и задумчиво повертела в пальцах испеченную Верреей плюшку.
– Это не подарок, скорее, благодарность, но она с лихвой окупила мою услугу…
Оказывается, на прошлой неделе Триш, Владимир и Шантэль в сопровождении десятка гвардейцев и доверенного мага телепортировались на «Екатерину», а потом вместе с теплоходом – в надежный док. Владимир и маг остались знакомить местных кораблестроителей с иномирным чудом техники, остальных вернули в столицу. Через пару дней в дом Крутоярских постучал высокий л’лэрд и пригласил Триш на верховую прогулку за город. Ненавязчиво так, дескать, мимо проходил. Надо думать, пара жемчужно-серых силльмиеллонских скакунов проходила мимо тоже случайно.
В Черногривке – загородном парке как раз для конных променадов – на всадников напали. Среди атакующих были маги, но Триш сражалась до тех пор, пока под ней не подстрелили жеребца. Одновременно рукав серебристого гордона л’лэрда окрасился алым. Девушка до того занервничала, что сумела перенести в город всех четверых. Шантэля всего лишь оцарапало, но из-за спешной дилетантской телепортации края раны разошлись, и из плеча лило ручьем. Решительно отметя протесты, Триш остановила кровь, а в ожидании подмоги из дворца коротала время, слушая нравоучительный монолог о том, что умудренные годами эльфы думают про легкомысленных юных барышень, швыряющихся магией налево и направо. Впрочем, л’лэрд не возражал, когда девушка врачевала жеребца.
А наутро принес цветок и остался на чай.
– Сестренка ему крахмаловых печенек с цианидиком хотела замесить! – фыркнув в чай, захихикал Лис. – Ай! Бо-ольно же…
Отвесив затрещину, Веррея с нарочитой брезгливостью вытерла руку о салфетку.
– Будешь повсюду разбрасывать химикаты – шубу твою выкопаю!
– Так ты не глазом смотри, а нюхай! На язык пробуй, коль сомневаешься!
Опасливо заглянув в сахарницу, Алесса обратилась к Триш, невозмутимо слушавшей перебранку:
– Выяснилось, кто и почему на вас напал?