Оборотни
Шрифт:
Кто-то постучал костяшками пальцев по стеклу возле его головы, заставив вздрогнуть. Он выглянул наружу и увидел грудь в черной полицейской форме. Рука в перчатке поманила его пальцем.
Стюарт был озадачен, потом сообразил, что ему предлагают выйти из машины. Он кивнул и толкнул дверь. Та не поддавалась. На внутренней ручке светился зеленый огонек. Как в лондонских такси, задние двери можно было запереть с приборной панели. Чтобы помешать задержанным удрать. Прошлой ночью, на Обрегон-стрит, дверь не была заперта, поэтому он и смог забрести в гараж и увидеть то, что он не должен был видеть.
Он пожал плечами,
Стюарт указал в ту сторону, куда скрылись Гарсиа и Скочмен. Человек в униформе помотал шлемом и положил перчатку на плечо Стюарта, потом резко развернул его лицом к патрульной машине.
Что-то впилось Стюарту в правое запястье, словно собачьи челюсти, и он услышал знакомый треск. На него надели наручники.
Поверх автомобильной крыши он увидел черный фургон, в который садились люди в униформе, и по ногам у него потекло. Он упал, прежде чем тип в униформе успел защелкнуть наручник на втором его запястье, и понял, что визжит.
Он писатель, а не какой-нибудь герой. Ему не спастись. Он станет одним из пропавших без вести.
Продолжая визжать, он сжался и втиснулся под машину. Он зажмурил глаза, но ничего не изменилось. Он видел ботинки. К ним присоединились другие. Загудела рация.
Стюарт понимал, что они осторожничают. Никто не полез за ним, потому что никому не хотелось лечь на землю и получить пулю в случае, если он тут сжимает в руке собственный пистолет и готов продырявить их защитные шлемы. Патрульная машина весила несколько тонн, и поднять ее они не могли. Случайно или инстинктивно, он нашел хорошее убежище.
Что-то маленькое и белое выпало из его кармана и упало на припорошенный песком асфальт возле его щеки. Карточка Летиции Сикс. Она принялась декламировать имя Летиции, адрес, телефон и факс, данные ее представителя и список основных ролей.
Он поднял голову и стукнулся о днище машины. Боль пронзила череп.
Эти полицейские ублюдки подставили его. Гарсиа и Скочмен. Что там насчет шикарной идеи? Тот писака был прав: полицейский — естественный враг черного человека, даже такого черного человека, который окончил привилегированную частную школу и ни в коей мере не был ни хулиганом, ни наркоманом, ни даже проклятым американцем.
Ботинки переместились, цокая каблуками по мостовой. Он услышал, как открывается дверца машины. Пол был бронированный, так что через него они стрелять не смогут. В данный момент он был в безопасности, как черепаха в панцире. Но это ненадолго. Они вполне могут полить улицу бензином и бросить спичку.
Возможно, его отец, как Джек Леммон в «Пропавшем без вести», положит конец существованию лос-анджелесской «Команды Смерти» в порыве политической ярости, порожденной горем. Хотя вряд ли.
Громко заработал двигатель, прямо у самой его головы. Они собирались отогнать машину на несколько ярдов и оставить его без укрытия, точно червяка под поднятым камнем. Он изогнулся, чтобы взглянуть на свои ноги. Машина двинулась, и на них упал лунный свет. Он подтянул к себе руку, чтобы пальцы не расплющило колесом, и ударился локтем о броню.
Лежа, как зверек, подобравший под себя конечности, он ожидал пулю. Ботинки приблизились и окружили его. Он поднял глаза на ноги в черных штанинах, потом на увешанные оружием ремни, на защищенные бронежилетами груди и лишенные выражения серебристые экраны.
Ему вспомнился тот мальчишка с Обрегон-стрит, похожий на распятого. Внезапно он начал молить Бога о пуле. Иначе его так же подвесят и обработают.
Один из команды с треском расстегнул застежку шлема и стащил его с головы. Он был молодой, с невыразительным лицом и зачесанными назад длинными волосами.
— Я всегда предпочитаю работать с открытым лицом, — сказал он.
Этот город рос, обступая со всех сторон деревню, где я родился, распуская щупальца по всему штату. Куда бы я ни шел, я все равно оказывался снова в Лос-Анджелесе.
В тысяча девятьсот девятнадцатом году моя корридонагнала меня.
Я продолжал сражаться, убивая владельцев консервных заводов и фруктовых плантаций, которые угнетали мой народ так же жестоко, как любой из патроновв прошлом. На самом деле многие были куда хуже: когда есть избыток рабочей силы, потери вполне допустимы. Если избивали организатора профсоюза или замученная работой семья умирала с голоду, их места жаждала занять очередь других несчастных.
Это был год Великой эпидемии инфлюэнцы. В считаные месяцы болезнь выкосила больше моего народа, чем сумел бы самый жестокий тиран-хозяин за всю свою жизнь. И что мог я поделать? Я не в силах был убить болезнь.
Девяносто лет я убивал врагов моего народа. Но я был один. Смертоносный поток бушевал вокруг меня, и он становился шире и стремительнее. Я понимал, как мало могу сделать, но каждую лунную ночь все равно сражался, убивая снова и снова.
В том году я оставил свой зигзаг на многих шкурах.
Когда созревал виноград, сезонные сборщики объединялись в артели и нанимались на работу. Я был в их числе. Мы переселялись в лачуги, выстроенные возле виноградников, в общие бараки в пригородах.
Во время уборки урожая я нашел у себя под койкой в бараке журнал, оставленный одним из немногих англосов, работавших на виноградниках. Это был еженедельник «All Story», а в нем — третья часть «Проклятия Капистрано», романа Джона Маккалли. [148]
148
Легенда о Зорро впервые была записана в 1919 году Дж. Маккалли, репортером криминальной хроники и беллетристом. Сначала истории о Зорро публиковались в издании «All Story Weekly». Затем они были изданы отдельным романом под заглавием «Проклятие Капистрано», который пользовался феноменальной популярностью.