Оборотни
Шрифт:
Лет, может, через десяток мои пути пересеклись с караваном. Он вез груз женщин: невесты, заказанные по почте для шахтеров Калифорнии, оплаченные вперед утробы, которые должны были принести богатый урожай детишек-англосов. Многие были из далеких уголков Европы. Ирландки, немки, датчанки, венгерки. Даже цыганки. По-английски говорили единицы, не говоря уж об испанском.
Некоторое время я ехал вместе с начальником каравана. Дорога была тяжелая, через пустыню, обжигающе горячую днем и холодную ночью. Были и болезни, и трудности, и лишения, и несчастные случаи. По прошествии месяца я заметил, что лицо одного из погонщиков начало светиться все ярче и ярче. Он пристрастился, как он сам говорил,
Среди невест ехала девушка из Сербии, которая одновременно была Кошкой, большой Кошкой. Едва увидев ее, я знал, что она может превращаться. Ее месячный цикл и мой не совпадали, так что Лис никогда не встречался с Кошкой. За свою многовековую жизнь Милена выучила языки; именно это выделяло ее из всех, а не способность превращаться. Она была переводчиком между женщинами и караванной обслугой, и теми, с кем нам случалось встретиться, тоже.
Я спросил Милену, что Хендрик имел в виду, говоря о моем проклятии, но она не сумела помочь мне понять, хотя сама, как ей думалось, поняла. Я уразумел лишь, что это чем-то отличается от обычных изменений, вызванных лунным светом, что делает меня не таким, как остальные из превращающегося народа.
— Люди называют нас порождениями тьмы, — объясняла Милена, — и они имеют для этого достаточно оснований. Многие, может, даже большинство, из нас такие же, как этот Хендрик, — звери в человеческом обличье. Наше место во тьме, наша сила — ночная. Но твоя сила — от луны. Лунный свет — это свет солнца, отраженный серебряным зеркалом. Ты — порождение света, возможно, даже пленник света. Я охочусь там, где хочу, потому что кошки не признают правил. Путь, которым следуешь ты, жестко определен и одинок, потому что ты должен вечно преследовать зло в людях, должен вечно защищать свой народ. При этом ты никогда не сможешь по-настоящему быть со своим народом, потому что ты превращаешься. Я не завидую тебе, Диего, однако признаю, что ты лучше меня, наверное, лучше нас всех.
Вскоре после этого я убил одну немку, даже не зная почему. Лицо ее горело призрачным пламенем, так же тошнотворно и ярко, как лица худших из грабителей или мерзавцев, когда-либо убитых мною. Оказалось, эта женщина задушила двух своих детей и забрала себе их порции воды. Когда мы пересекали пустыню, умерло множество женщин, которых могли бы спасти несколько капель воды.
Начальник каравана сказал, что женщину, должно быть, загрыз кугуар или койот. Цыганки и венгерки бурчали, что они-то знают, что к чему. Я ушел оттуда на следующую ночь, убежал, обернувшись Лисом.
Позднее я услышал историю про караван, который набросился на одну из ехавших в нем женщин и заживо содрал с нее кожу, чтобы проверить, не покрыта ли она с изнанки шерстью.
— А вот еще одна шикарная идея, парень, — сказал Гарсиа. — Этот коп становится знаменитым мексиканским борцом, El Demonio Azul, и тайно…
Жалобный визг оборвал кинематографические фантазии Гарсиа, таким образом система местного оповещения объявляла: «Всем внимание!» Все полицейские в раздевалке уставились на настенный экран. Как и во всех общественных зданиях Лос-Анджелеса, полицейский участок имел собственную интерактивную телестанцию, вещающую из студии на верхнем этаже. Сначала шла реклама: страхование и пенсионные фонды, улучшенная двуязычная подготовка для аттестационных комиссий, зазывные в духе курортных рекламных проспектов, описания окраинных участков, нуждающихся в кадрах, новые виды защитного снаряжения. Потом дежурный сержант в ореоле голубых завитушек на фоне расплывчатых, медленно кружащих вспышек начал передавать сводку полицейских
Замелькали фотографии. Скочмен смотрел внимательно, легонько кивая всякий раз при виде знакомого лица. Сержант загружал свои патрульные команды новой информацией: кто-то из наркоторговцев поднялся в иерархии вверх, перейдя от изнасилований через вооруженный грабеж к убийству; другие сползли вниз, их кусок наркотического пирога уменьшился, поскольку они уступили свою территорию вновь пришедшим.
— В результате событий прошлой ночью на Обрегон-стрит криминальное сообщество, известное как Калдиарри, вышло из игры, — объявил сержант, к всеобщей радости. На экране появилось нечто похожее на любительскую видеосъемку из гаража, камера кружила вокруг подвешенного парня. С распростертыми руками и упавшей на грудь головой, он казался распятым. Топорная компьютерная графика изобразила свирепую рожу, которую Стюарт видел на куртках мертвых юнцов, перечеркнутую жирным черным крестом, — Это расследование закрыто. Шеф Рюи похвалил работавших на месте происшествия полицейских за службу.
На внутреннем экране инфракрасного порта появились служебные фотографии Гарсиа и Скочмена, и полицейские принялись отпускать шуточки в адрес патрульной команды.
— А фургон нашли? — спросил Стюарт.
— Какой фургон? — удивился Гарсиа, отбиваясь от дружеских объятий.
— Черный фургон, — настаивал Стюарт, чувствуя себя идиотом. Что-то связанное с Обрегон-стрит засело занозой в уголке его сознания. — Ну, той ночью, помнишь?
— Не видел никакого фургона, парень, — заявил Гарсиа, скосив глаза в сторону камеры слежения с изменяемым углом обзора.
Ее направленные микрофоны могли улавливать слова, но лицо его было вне ее поля зрения. Гарсиа выразительно повел глазами.
Стюарт понял, что эту тему лучше оставить.
Множество людей носят по ночам темные очки, тем более такие, что при этом еще и идут с белой тростью. Но эта слепая девушка размахивала короткоствольным пистолетом. Далеко не столь привлекательный с эстетической точки зрения, как любая вещица с витрины Мулдона Пеца, он все же был способен продырявить человека. Гарсиа выхватил пушку из ее пальцев и сдернул темные очки с носа подозрительной особы. Ее глаза были в красных прожилках, с крохотными желтыми радужками, похожими на гнойные прыщи.
Девушка была просто никакая: третья степень наркотического опьянения.
Приятели девушки отступили и позволили полицейским арестовать ее. Компания гурьбой вывалилась из какого-то паршивого клуба в Джунглях, наделав там достаточно шуму, чтобы администрация все же вызвала полицию. Наверное, смылись не заплатив, и охрана клуба капнула на них в полицию, чтобы та привела их в чувство.
В окнах, узких, как бойницы, пульсировали стробоскопические огни. Группа под названием «Заклятое племя» наяривала скретч-рэп «Сердечный приступ и лоза». Борец сумо в боевых доспехах забаррикадировал дверь, наблюдая, как Гарсиа и Скочмен делают свое дело.
Когда Скочмен подтолкнул наркоманку к патрульной машине и отстегнул от пояса одноразовые наручники, до Стюарта вдруг дошло. Он понял, что так беспокоило его с этой Обрегон-стрит.
Безумные глаза наркоманки налились кровью, она выворачивалась и отбрыкивалась наугад. Она была в короткой юбке и армейских ботинках. Скочмен увернулся от пинка и ткнул ее дубинкой в бок. Раздался треск, запахло озоном. Она была настолько одурманена, что не почувствовала разряда.
— Тот Калдиарри в гараже был в наручниках, — вслух произнес Стюарт, вспоминая жуткую картину. — Его руки были подняты над головой. А на записи в новостях у него руки были раскинуты в стороны, как у пугала. Кто-то снял с него наручники.