Оборванные нити. Том 1
Шрифт:
Он помолчал еще немного, потом встал у окна, повернувшись спиной к Сергею.
— Послушайте моего совета, — наконец произнес он. — Перепишите заключение и измените диагноз. Так будет лучше для всех. В нашей стране ребенок не может умереть от вакцинации. Не может и не должен.
— Нет, — упрямо ответил Саблин, глядя себе под ноги.
Куприян пожал плечами, но так и не обернулся, продолжая смотреть в окно.
— Ну что ж, тогда я передаю ваш акт заму по экспертной работе. Пусть он с вами выясняет отношения, а с меня достаточно, — и после небольшой паузы добавил, не скрывая ехидства: — Коллега.
Прошло еще два дня, и Сергея вызвал заместитель начальника Бюро по экспертной работе. Разговор был коротким и неэмоциональным, и Саблин, азартно готовившийся
Сергей снова отказался менять диагноз и удостоился такого взгляда со стороны зама по экспертной работе, что впору было удавиться.
— Мне сегодня звонили по поводу экспертизы, — сказал замначальника Бюро, когда Сергей уже подошел к двери, — я пообещал, что акт будет представлен не позднее пятницы. У вас еще есть время подумать.
Пятница. Сегодня среда. Послезавтра. Есть время подумать… Да о чем тут думать-то! Девочка умерла потому, что ей ввели вакцину, которую вводить было нельзя, не сделав предварительно анализ крови. А анализ не сделали потому, что осложнения при применении этой вакцины тщательно скрываются от медицинской общественности. Пурвитис говорил, что об опасности данной вакцины хорошо известно, однако сведения эти «для служебного пользования» и широкой огласке не подлежат.
Он ничего переписывать и менять не станет. Будут неприятности — значит, будут. Черт с ними. Не сахарный, не растает. Надо же, в конце концов, положить конец этому безобразию! Непроверенная должным образом вакцина изначально небезопасна, а если она изготовлена с нарушением технологии, неизвестно из каких компонентов, неизвестно в каких условиях, и такой сомнительного качества препарат распространяется по медицинским учреждением с благословения государства, которое поручило его производство не тому, кто сделает лучше, а тому, кто пронырливее и дал более крупные взятки? Что, смотреть на это сквозь пальцы? Делать вид, что этого нет?
Холодная ярость зародилась где-то в груди и поднималась все выше и выше, затапливая мозг и грозя вырваться наружу резкими и грубыми словами. Рабочий день закончился в три часа, но Саблин просидел за своим столом в ординаторской почти до семи вечера, снова и снова листая труды Альтхоффа, Цинзерлинга и других специалистов. Нет, он все-таки прав. Никаких сомнений.
Дома отмолчаться не удалось: за столом вместе с Леной, Дашенькой и Верой Никитичной сидела Юлия Анисимовна, накануне вернувшаяся из поездки в Австрию.
— Смотри, Сережа, какие чудесные вещички твоя мама привезла для Дашки! — Лена радостно кинулась навстречу мужу. — А качество какое! Мне говорили, что вещи этой фирмы можно носить годами, стирать — надевать, стирать — надевать, и ничего им не делается!
— Зачем годами-то, — буркнул все еще не остывший Сергей. — Дашка растет, через полгода это все ей мало будет.
— Но можно же отдать кому-нибудь, подарить или продать, вещи-то хорошие…
Радужного настроения Лены ничто не могло испортить, и через некоторое время Сергей отмяк, оттаял и начал улыбаться. Хорошо, что мама сегодня здесь, можно с ней поговорить, уж она-то превосходно разбирается в ситуации с иммунизацией малышей. Все-таки завкафедрой педиатрии крупного медицинского института — не кот начхал!
Он дождался момента,
— Короче, в течение завтрашнего дня мне предложено принять окончательное решение, потому что в пятницу утром акт должен уйти из Бюро.
Он хотел добавить еще что-то о трусливости и безнравственности своего руководства, когда жена неожиданно вмешалась в разговор, для ее ушей вообще-то совсем не предназначенный. Но Елену Саблину тонкости дипломатического этикета никогда особенно не волновали. Она о них просто не знала.
— Чего тут решать, Сережа! Конечно, нужно сделать так, как они говорят. Тут и рассуждать не о чем. Тебя же с работы выгонят, если ты сделаешь по-своему. И что ты будешь делать? Куда пойдешь?
Сергей в изумлении обернулся к жене. Мало того, что она слушала, так она, оказывается, имеет собственную позицию!
— Ты не понимаешь…
Он собрался было спокойно объяснить Лене про вакцину, про недобросовестных производителей, про ни в чем не повинных детишек и их родителей, но она даже рта раскрыть ему не дала.
— Сережа, это ты не понимаешь! Если будет скандал, тебя выгонят из Бюро, а больше никуда уже не возьмут! Никому не нужно иметь рядом с собой источник опасности. Чем ты будешь зарабатывать? На что собираешься содержать семью? Ты же ничего не умеешь, кроме как трупы резать и «стекла» смотреть.
— Ничего, трупорезы всегда и везде нужны. И те, кто умеет и любит смотреть «стекла», тоже нужны. Без работы я не останусь, — холодно отпарировал он.
— Да что это за работа, честное слово! Гроши получаешь, зато днюешь и ночуешь в своем Бюро. Домой приходишь поздно, уставший, злой, со мной не разговариваешь, ребенком не занимаешься, только ешь и спишь да носки с майками и трусами в корзину складываешь, чтобы я постирала. Ты живешь как будто в гостинице, только молчишь и требуешь ухода. А денег в дом не приносишь. Зато приносишь вещи со своих мертвецов, ребенка пугаешь, меня с мамой до слез доводишь. Что ты хочешь доказать своим героизмом? Что ты самый умный? А то, что ты самый хороший муж и отец, ты доказать не хочешь? Тебе ведь это неинтересно, да? Для тебя семья ничего не значит, нас с Дашкой как будто и вовсе нет в твоей жизни, ты на нас внимания не обращаешь, все твои мысли и все разговоры — только о работе, о трупах, о покойниках о том, кого и чем убили или зарезали. А у тебя, между прочим, ребенок пяти с половиной лет. Ты вот за все время хоть раз сказку ей рассказал? Книжку почитал? У нас нет денег на преподавателя, так ты бы хоть английским языком с ней занимался, раз не можешь заработать, как все приличные люди! Все кругом ездят отдыхать за границу, у всех дети учатся в частных гимназиях, а потом в Европе, а у нас? Где Дашка учиться будет, ты подумал? Ей в октябре уже шесть лет исполнится, но ты, по-моему, этого не помнишь. Я все жду, когда ты одумаешься, наконец, и перейдешь на другую работу, чтобы нас хоть как-то обеспечивать. А ты, судя по всему, и не думаешь ничего менять в своей жизни, так и будешь до самой пенсии в трупах ковыряться, а мы с ребенком будем существовать на копейки и ходить в обносках. Вот маме твоей спасибо, она хотя бы для Дашки вещи и продукты приносит, а то мы вообще не знаю как выживали бы! И если ты сейчас попрешь против начальства, то ты и этой работы лишишься, тебя уволят с «волчьим билетом», тебя больше никуда не возьмут, и что мы все будем делать? Ты мне говорил, что с твоей специальностью частной практикой заниматься нельзя.