Оборванные нити. Том 1
Шрифт:
— А если действительно с работы попрут и больше никуда не возьмут? — осторожно спросил он.
— Саблин, ну не валяй ты дурака! — Ольга рассмеялась своим чудесным мягким низким смехом. — Есть два момента: первый — патологоанатом никогда не останется без работы в нашей стране. Нас постоянно и всюду не хватает. Особенно если речь идет о хорошем гистологе. И второй момент: у тебя есть родители, которые тебя всегда поддержат и всегда тебе помогут. Уж устроиться-то на тяжелую работу с нищенской зарплатой — это в пять секунд.
— Я не хочу, чтобы они мне помогали, — Сергей упрямо мотнул головой. — Я должен все в этой жизни сделать сам. Только сам.
— Ладно, — легко согласилась она. — Не проблема. Устроишься сам.
Она поцеловала его и тихо повторила:
— Ничего
На следующее утро Сергей пришел на работу, сел за свой стол, достал чистый лист бумаги, взял тонкий красный фломастер и пять раз крупными буквами написал:
«IF I LOSE MY HONOUR I LOSE MYSELF».
«Если я потеряю честь, я потеряю себя». Шекспир, «Антоний и Клеопатра».
Минут десять, не отрываясь, смотрел на исписанный латиницей листок, потом аккуратно сложил его и спрятал в тетрадь, в которой содержались записи по случаю Ксении Усовой.
Через час врач — судебно-медицинский эксперт Сергей Михайлович Саблин подал акт экспертизы по Ксении Усовой, не изменив в нем ни единой запятой.
ГЛАВА 4
Февраль в том году стоял на редкость солнечный, ночью бил морозец, а днем воздух под солнечными лучами прогревался так, словно уже давно наступил март. Суточное дежурство в составе следственно-оперативной группы началось три часа назад, группа уже выезжала на квартирную кражу, но без Саблина: судебно-медицинскому эксперту на месте происшествия в этом случае делать нечего. А вот на второй вызов выехать пришлось.
Дежурная машина плотно встала в «пробке»: Москву в очередной раз «перекрыли», чтобы освободить проезд для какого-то политического босса. Водитель злобно матерился, включенная сирена выматывала нервы, но сделать все равно ничего нельзя было — слишком много машин беспорядочно столпилось на плохо организованном перекрестке, и даже при большом желании невозможно было дать проехать машине со спецсигналом. Сергей сидел, опустив веки, потому что солнечные лучи били в глаза через оконное стекло, а занавески, которая по правилам должна была бы это окно прикрывать изнутри, на месте не было. И куда она могла подеваться? Кому нужна грязная пыльная выцветшая занавесочка из дежурной машины?
— Чую задницей, на «головняк» едем, — сокрушенно вздыхал один из оперативников. — Уж больно стремно все началось.
Саблин промолчал, но в глубине души понимал, что парень прав. Начиналось все действительно плоховато. Вострая бабуля, проживающая на третьем этаже девятиэтажного дома, вызвала участкового, дескать, соседи сверху, с четвертого этажа, всячески ей мешают, стучат чем-то по ночам, а сегодня и вовсе стояк забили, и она туалетом пользоваться не может, потому как из унитаза что-то такое неприятное выплывает. Участковый зашел в туалет, посмотрел, что же там такое выплывает, покачал головой, поморщился и направился этажом выше. Звонил в квартиру, расположенную над бдительной бабулькой, стучал, подавал сигналы голосом, однако ему никто не открыл, хотя движение за дверью было очень даже слышно: в квартире совершенно точно кто-то был. Участковый вызвал слесаря и дежурного опера, а пока они добирались в адрес, сбегал в опорный пункт и посмотрел паспорт дома. В паспорте было записано, что в указанной квартире проживают отец и сын Кошонины. Отец шестидесяти трех лет был пенсионером по старости, а его тридцативосьмилетний сынок — пенсионером по инвалидности, поскольку являлся психически больным и состоял на учете в психоневрологическом диспансере. Оба тихие алкоголики, никто на них никогда не жаловался, и проблем у участкового с ними никаких не было.
Дверь вскрыли, участковый и опер вошли и сразу почувствовали выраженный трупный запах. Отец и сын Кошонины мирно сидели в комнате на диване и безучастно смотрели на незваных гостей. Трупный запах доносился до стороны ванной комнаты, куда и двинулись первым делом два работника милиции и любопытствующий слесарь. Двинулись — и тут же выдвинулись обратно в коридор, при этом двое из троих блевали. А тот, которому
После чего была немедленно вызвана следственно-оперативная группа. Н-да, с такой предысторией ожидать приятного и ненапряжного осмотра места происшествия не приходится. Дежурный следователь, похоже, оценивал перспективу выезда еще более пессимистично, чем Сергей, ибо сидел мрачный и угрюмый, хотя еще за несколько минут до звонка в дежурную часть от тех, кто побывал в квартире Кошониных, весело травил анекдоты, игриво поглядывая на эксперта-криминалиста Ровенскую, ту самую крупную яркую черноволосую женщину, которая когда-то дала Сергею ценные советы при выезде на трупы, обнаруженные в лесопарке. Лидия Игоревна Ровенская Сергею нравилась, она была уравновешенной, острой на язык, все свои язвительные замечания произносила неторопливо и очень серьезно, отчего слова ее звучали намного смешнее. И дежурить с ней он любил, потому что была Ровенская обстоятельной, дотошной и очень профессиональной, а эти качества Сергей, не терпевший халтуры и безграмотности, ценил в людях больше всего.
Ровенскую, казалось, предстоящие приятные впечатления не волновали ни в малейшей степени, всю дорогу она разговаривала по мобильному телефону то с сыном, то с дочерью, то с мужем, то со свекровью. Сергей с завистью поглядывал на черную аккуратную трубку с небольшой антенной в пухлой руке криминалиста: у него самого был только пейджер, мобильник ему пока не по карману. И кто знает, сможет ли он когда-нибудь его приобрести, а если и сможет, то осилит ли абонентскую плату. У эксперта-криминалиста Ровенской оклад содержания ниже зарплаты судебно-медицинского эксперта, но у нее муж хорошо зарабатывает, в бизнесе крутится, и она может позволить себе и мобильный телефон, и хорошую одежду, покупаемую явно не там, где приходится приобретать вещи его жене…
Перед подъездом дома, откуда поступил вызов, стояли две машины с логотипами телекомпаний. И как они ухитряются всё узнавать так быстро? И не только узнавать, но и приезжать, как будто для них не существовало «пробок», в которых застревали все остальные автомобилисты. Саблину кто-то объяснял, что все печатные издания, радиостанции и телеканалы прикармливают персонал больниц, работников дежурных частей органов внутренних дел, секретарей судов и прочих персонажей, от которых можно оперативно получать необходимую информацию. Ну и что эти бравые деятели камеры и микрофона собираются снимать? То, что невозможно показывать? Да и снять-то, скорее всего, тоже будет весьма затруднительно. Если уж участковый и опер не выдержали, то куда им, этим малахольным творческим работникам!
Едва машина остановилась и члены дежурной группы начали выходить, телевизионщики кинулись к ним. Настроение у следователя испортилось еще больше и реализовалось немедленно и открыто, да в такой форме, что желание задавать вопросы у тележурналистов моментально пропало. Они отступили, группа вошла в подъезд, и Сергей слышал у себя за спиной спокойный голос Ровенской, вполне доброжелательно советовавшей журналистам набраться терпения: до конца осмотра места происшествия никто из посторонних в квартиру допущен не будет, а вот потом, вполне вероятно, им будет предоставлена возможность поснимать. Что же касается ответов на вопросы, то тайну следствия нарушать нельзя, но вполне возможно, следователь по окончании работы скажет им несколько слов.
Сергей остановился и придержал дверь подъезда, ожидая Лидию Игоревну.
— Что вы с ними цацкаетесь? — недовольно спросил он. — Зачем тратите время на то, чтобы им что-то объяснять?
Ровенская посмотрела чуть удивленно.
— А почему нет? Почему не объяснить человеку, если он не понимает или не знает? Вы же не возражали, когда я вам в лесополосе объясняла, что вам следует делать, а чего не следует. По-моему, вы вовсе не были против. Чем эти ребята хуже вас? Они тоже на работе, а тот факт, что их работа вам почему-то не нравится, вовсе не делает их плохими или недостойными. А кстати, что вы имеете против тележурналистов? Они вам чем-то насолили?