Обойму монетами не набьешь
Шрифт:
– Только бы начальство не пронюхало, – сказал Мангуст.
– Он никому не скажет. Сам не заинтересован, – объяснил Мануэль. Впрочем, это и так было понятно.
– Тьфу ты! Накликал! – Мангуст присмотрелся. Точно – к ним спешил колдун в сопровождении какого-то совсем молодого паренька.
– Может, и ничего, – прошептал Мануэль. – Похоже, власть у них тут ослабла. Ну, правильно, время-то идет. Двадцать первый век уже который год идет, сколько можно колдунов бояться.
Сначала казалось, что Мануэль прав. Пару минут охотник вполне решительно спорил с колдуном. Но потом
Охотник отпрыгнул метра на три – профессиональный спортсмен позавидовал бы. И что-то залепетал, тонко, жалобно. Смысл этого лепета был ясен и без перевода – не надо, пощади, пожалей и так далее.
– Что это за дрянь у него в руке? – сквозь зубы спросил Мангуст.
– Не знаю точно… – ответил Мануэль. – А! Вот он сам сказал! Это пепел, который получился после того, как он сжег сердце предыдущего колдуна. По их поверью, тот, на кого этот пепел попадет ночью, восхода уже не увидит.
Мангуст молча вытащил из-за пояса «беретту» и приставил ствол оружия к груди колдуна.
Тот замер – что такое пистолет, он явно знал очень хорошо. Ну, еще бы, если староста с «кольтом» ходит.
– Скажи этому чучелу, чтобы он съел этот порошок, – сказал Мангуст.
Мануэль поморщился.
– Не надо…
– Переводи!
Старик подчинился. Индеец, выслушав его, вдохнул полную грудь воздуха, поднял глаза на Мангуста… И выдохнул, не сказав ни слова. В холодных серых глазах этого белого притаилась смерть. Верная и беспощадная. И он не боялся – колдун прекрасно умел чувствовать чужой страх. Все же он справился с собой. И что-то сказал.
– Говорит, что тот, кто его убьет, будет проклят и сгниет заживо, – перевел Мануэль.
Мангуст, ни слова не говоря, опустил ствол «беретты» и нажал на спуск.
Колдун заорал. Самым обычным образом, без всяких заклинаний, просто от боли – пуля насквозь пробила ему ступню. Он покачнулся, неловко упал на землю, попытался зажать рану. И уткнулся носом в ствол «беретты», а присевший на корточки Мангуст снова смотрел ему в глаза. На этот раз перевода не потребовалось. Колдун трясущейся рукой засыпал себе в рот щепотку того самого зелья и что-то заверещал – жалобно, без малейшей угрозы.
– Просит отпустить, – сказал Мануэль. В руке у старика уже тоже было оружие – и направлено оно было на индейцев, сбежавшихся из глубины деревни на звук выстрела. Паренек, сопровождавший колдуна, помог ему привстать, и они поковыляли прочь. Индейцы смотрели на это молча, агрессии проявить никто не пытался.
– Спроси, пойдет он с нами завтра или нет, – попросил Мангуст Мануэля, кивнув на охотника, застывшего у своей хижины, словно его парализовало.
– Пойдет, – сказал старик, переведя вопрос и выслушав ответ. – Он говорит, чтобы ты был осторожен, колдуну служат демоны, принимающие облик змей.
– Переживем, – хмыкнул Мангуст. – А что это он нас предупредить решил?
– Твое представление произвело на него впечатление.
– Вот и хорошо, – усмехнулся Мангуст.
– Ты здорово рисковал. А если бы остальные на нас напали?
– Я совершенно не рисковал, – с легкой улыбкой ответил Мангуст.
– Почему?
– По всему видать, что этот колдун надоел своим согражданам хуже горькой редьки. Этот охотник сам с ним сколько спорил, тот только страхом своего добился. А когда люди кого-то не любят, но боятся, то только рады будут его поражению. Это психология, меня ей учили. Не спорю, может быть, сорок лет назад так поступать было нельзя. Но ведь эти сорок лет прошли. Что-то изменилось.
Мануэль задумался. Потом сказал:
– Наверное, ты прав.
И они пошли в свою хижину. Никаких неприятностей вечером, как и ожидал Мангуст, не случилось. Во всяком случае, ни вождь, ни жрец их посетить не пытались – видимо, здоровье им было дороже. Кроме того, как был совершенно уверен Мангуст, наверняка окажется, что кто-то заинтересован не в том, чтобы за пострадавшего колдуна отомстить, а в том, чтобы, воспользовавшись случаем, его подсидеть – политика есть политика, и на самом деле не так уж важно, с кем имеешь дело – с лидерами огромной страны или с вождями крохотного племени. Некоторые особенности психологии абсолютно одинаковы что у тех, что у других.
Глава 17
Мангуст проснулся оттого, что его сильно тряхнули за плечо. И от голоса Толика:
– Мангуст, вставай! – Парень сказал это прямо ему в ухо.
Андрей открыл глаза. Было еще темно – зачем Толик его разбудил? После него дежурить должен Мануэль.
– Что такое? – недовольно проворчал он. – Ведь ясно же было сказано – сегодня спим, пока спится.
– Кто-то приходил!
– Не понял.
– Кто-то подходил к хижине. И сразу ушел. Ты же говорил, что вчера с колдуном поцапался, может, это он?
Мангуст насторожился. В самом деле, раненый колдун был вполне способен подстроить какую-нибудь гадость.
– Сам-то он вряд ли приходил, – сказал Мангуст. – А вот прислать кого-нибудь мог. Погоди, так ты меня только из-за того разбудил, что кто-то подошел к хижине? Больше ничего подозрительного не было.
– Было… Тихо! Вот оно, опять!
Мангуст прислушался. В темноте слух обостряется, а у Андрея все органы чувств и без того отлично работали. В тишине явственно слышался шорох. Такой, словно…
– Свет, быстро! – тихо приказал Мангуст.
К счастью, Толик его понял. Он мгновенно зажег фонарь – и не просто так, а по-умному, направив рефлектор вверх и чуть назад, чтобы не слепил. Он успел вовремя.
Мангуст увидел, как, откинув занавеску, в хижине появилась морда змеи – тупоносая, с чем-то типа рожек по бокам головы.
«Рогатая гадюка! – пронеслось у него в голове. – Если укусит – смерть!»
А змея явно была чем-то разозлена. Обычно такие, как она, на людей не нападают – просто незачем. Хоть рогатая гадюка и велика, хоть она, в отличие от своей европейской родственницы, и достигает двух метров в длину, съесть человека она все же никак не может. Откусить от добычи кусок не способна ни одна змея, а проглотить взрослого человека целиком двухметровой твари никак не под силу. Напасть змея может, только если ее потревожили или ранили. Сейчас не было ни того, ни другого, но…