Обожаемый интриган. За футболом по пяти материкам.
Шрифт:
Через три года, снова оказавшись в Тунисе, поинтересовался судьбой Адиля и узнал, что его приняли в юношескую футбольную школу почтенного клуба «Эсперанса», и он там на хорошем счету.
…И еще пробежали годы. В январе 2000 года начался розыгрыш Кубка Африки, крупнейшего события в жизни континента. Без труда представляю, как на дальних подступах к принарядившимся ристалищам звучат бесчисленные — у каждой страны свои — музыкальные инструменты и песни, затеваются ритуальные танцы, за обычные свои, уже давно не удивляющие европейцев дела принимаются ворожеи, а милиция едва справляется с потоком машин, водители которых, бесшабашные обычно, становятся удивительно дисциплинированными и послушными в такие дни.
Много дал бы, чтобы одним только глазом посмотреть, как лучший бомбардир предыдущего розыгрыша египтянин Хассан хлестким ударом заставляет капитулировать вратаря Замбии, а Кано из «Суперорлов» дважды хитроумно выводит партнеров на встречу с вратарем «Воинов Карфагена» из Туниса. «Выходит, не зря нигерийская федерация воевала с «Арсеналом» за право включить его в свою команду», — пишет «Советский спорт».
Вот как знаменитейший английский клуб двумя руками, нарушая при этом общепризнанные правила, держался за африканского футболиста, понимая, что без него придется худо.
В те же дни (спасибо REN TV!) показывали очередной матч английской премьер-лиги. «Астон Вилла» принимала в Бирмингеме «Челси». В лондонском клубе, чести и славе английского футбола, не было ни одного сына Альбиона! А среди африканцев, коим доверено ныне эту честь и славу приумножить, выделялся на редкость техничный, неутомимый и напористый Джордж Веа… Трюки, которые он вытворял, были на загляденье.
Но я еще не все сказал про африканский турнир. В отчете о матче Нигерия—Тунис было написано: «При счете 4:1 в пользу «Суперорлов» отличился тунисец Адиль Селлями, но его гол уже ничего не решал».
Я подумал: не тот ли это пацан в ярко-желтых трусах, которого я увидел когда-то на пляже? Оказалось, что живет и играет он теперь в Германии. И слывет первым снайпером бундеслиги. Если это он, многодетному полицейскому живется лучше. Футбол, как всякое истинное искусство, требует жертв. И «вложений» (вспоминаю пирожки ресторатора).
Глава III
Все дальше… все ближе
Лет восемьдесят назад немецкий ученый-геофизик Альфред Вегенер высказал гипотезу о перемещении материков и среди разных доводов взял в союзники один простой, но убедительный: вырезал из картона профили континентов и островов, а потом сдвинул их, и они сошлись, совсем как картинки в детской головоломке. Африка подошла к Америке; по островам, разбросанным, словно камешки на длинном пути расставания с Азией, нашла дорогу назад Америка, а заброшенная на край света Австралия приютилась около Индии.
«Материки плывут, — утверждал Вегенер, — и неизвестно еще чем кончится их блуждание по планете». О его гипотезе рассказали многие газеты и журналы.
Однако «величайшая географическая сенсация XX века» постепенно забылась: другие проблемы волновали мир, а гипотезу геофизика, выглядевшую столь привлекательно «на картонках», было невозможно доказать практическими измерениями.
Полвека труды Вегенера пылились на полках академических библиотек; лишь время от времени сдували пыль писатели-фантасты, выискивавшие новые темы в старых книгах. Но вдруг…
В 1968 году шведские ученые заявили: «Высокоуважаемый ученый-геофизик Альфред Вегенер глубоко прав, и в этом не может быть никаких сомнений!» Основываясь на анализе магнитных свойств горных пород и определяя их возраст с помощью только что изобретенных средств, Инженерная академия Швеции сделала вывод: Африка удаляется от Америки со скоростью два сантиметра в год. И старушкой Европой издавна владеет охота к перемене мест. И даже Исландия не может усидеть на месте, правда, спешит не очень: ее движение на северо-запад измеряется сантиметром в год.
Словно предвидя возможные последствия и стараясь оставить «все как есть», человечество прошило карту мира стежками пароходных и авиационных линий.
— Что-нибудь конечно сохранилось.
— Я был бы очень благодарен, и если вы тоже что-нибудь собираете…
— Нет, спасибо. Я должен быть в Касабланке двадцать пятого мая.
— А я живу в Рабате, это почти рядом, мне не составит никакого труда встретить вас.
— Но мне предстоит поездка в Марракеш.
— Замечательно, великолепное путешествие по краешку Сахары, впечатлений хватит на всю жизнь. Значит, нам лучше повидаться после вашего возвращения.
Мы назначили день и час.
Могли я предполагать, что буду жалеть о своем обещании?
Знать бы, что между Касабланкой и Марракешем находится…
Миновав примерно половину 320-километрового пути по выжженной земле, мы вдруг оказались в раю. Не мираж ли эти несколько зеленых-зеленых пальм, журчащая в аккуратных канальчиках вода, верблюжий караван, остановившийся на отдых? Нет, не мираж — благословенный оазис. А в центре его небольшой в изящном, с архитектурными выкрутасами двухэтажном доме — ресторан. Называется он «Мехико-70». У входа — киоск. Среди сувениров на видном месте — значки, наклейки, открытки и цветастые брошюры, выпушенные в дни чемпионата мира… то, что я по простоте душевной вез из Москвы для Мустафы.
Через несколько дней, при встрече, возвращая мне два из трех вымпелов, почти все значки и скромный набор мексиканских марок, Мустафа стеснительно улыбнулся:
— Спасибо, но все это у меня уже есть.
— Тогда ответь мне, приятель, чем объяснить такой интерес к чемпионату, после которого твоя команда… гм… гм… бесславно возвращалась домой?
— Мы старались вспоминать не о том, как возвращались, а как пробивались туда. Это была большая честь: стать первой африканской командой, завоевавшей право играть в финале. Ведь ФИФА своей позиции не изменило, мы были единственными «посторонними» на празднике европейского и латиноамериканского футбола. Но мы там были! И это нельзя вычеркнуть из истории моей страны. Да, мы умеем радоваться до небес всякой победе своих футболистов и не умирать от горя после поражений.