Обожаемый интриган. За футболом по пяти материкам.
Шрифт:
Задает банкеты гений
В отеле «Принятых решений».
Посредственность посуду моет
В харчевне «Может быть не стоит».
Решение Романцева было и героическим и… сейчас постараюсь подобрать необидное слово… наивным. Сборная прикатила во Францию на трех нулях (побили нас и французы, и украинцы, и, что обиднее всего, исландцы), команда на трех нулях — будто скособоченная телега на трех колесах. Что еще могло ждать в Париже кроме очередного позора?
Он — честнейший футбольный работяга, шесть раз приводивший «Спартак» к всероссийскому первенству. Но он и впечатлителен не в меру. Поглядите на него, как близко к сердцу принимает все, что происходит на поле. Он не раскачивается, как малоречивый Валерий Лобановский, напоминающий монахиню, отбивающую поклоны, и не выбегает к кромке поля, как экспансивный Валерий Газзаев, он вообще не покидает раскаленной тренерской скамеечки, курит сигарету за сигаретой, горестно разводит руками, когда срывается атака или в его ворота влетает мяч. Можно подумать, что футбол для него источник невыносимых терзаний.
Двадцать лет назад он был капитаном сборной СССР, выступавшей на Олимпийских играх в Москве, очень важно было выиграть на той Олимпиаде (как помнит читатель, ее бойкотировали за Афганистан и США, и многие их подопечные) легкую атлетику, гимнастику, борьбу, но важнее всего — выиграть футбол. А наши оступились в полуфинальной встрече с ГДР. Открываю старенький блокнот и нахожу в нем высказывание капитана:
— Ребята все до единого жаждал и победы и очень остро переживали предстоящие события. Над каждым довлела огромная ответственность… А опыта участия в больших турнирах у большинства было маловато. Вот и перегорели перед стартом. И всем нам было просто больно смотреть в глаза друг другу после проигрыша. Не уверен, что кто-нибудь из нас две ночи подряд смог сомкнуть глаза. Досада, горечь отгоняли сон.
Сколько ночей теперь ему будет не спаться после матча на «Стад де Франс»? Он был обязан подготовить себя к унылому исходу. Знал, на что шел. Ибо перед игрой со свойственным ему прямодушием, не боясь никого обидеть, заявил: «У нас нет ни одного игрока, который соответствовал бы уровню игры с чемпионом мира». А может быть, хотел разжечь самолюбие своих питомцев? Сделать то, что так плохо удавалось его предшественнику Анатолию Бышовцу?
На трибунах восемьдесят тысяч, на поле краса и гордость мирового футбола, на тренерской скамеечке французов — трудно скрываемое ликование, на тренерской скамеечке российской — нескрываемая печаль.
На гол, забитый питерским малышом Пановым, чемпионы ответили двумя, сливай бензин, Романцев, не надо было браться за безнадежное дело! Что станет с твоим самым высоким в России тренерским рейтингом после того, как команда схватит очередной нуль и потеряет последний крохотный шанс добраться до финала европейского чемпионата? Разные бывали времена у сборной СССР, разные бывали времена у сборной России, такого не бывало никогда. Ее окончательный крах свяжут с твоим именем, с твоим амбициозным решением, и разве будут неправы? Для чего это было тебе?
Для чего было мне? Лучше бы лег в больницу.
Глава IV
Предшественник
Романцев сменил у штурвала национальной команды Анатолия Бышовца, который привел свой корабль совсем не туда, куда мечталось. У кормчих государственных, едва они перехватывали руль, тотчас рождалось желание «сказать правду» о предшественнике и дать каблуком пинок по тому месту, которое еще недавно столь усердно вылизывали.
Романцев, насколько мне известно, не позволил себе ни одного осуждающего слова. Не потому что они был и товарищами, они ими не были никогда, наоборот, они были противниками, конкурентами, соперниками. Все дело в том, что поливать грязью пораженного кормчего — занятие постыдное.
А помимо всего прочего разве можно забыть, что это Анатолий Бышовец привел сборную СССР к золотой медали Сеульской Олимпиады-88? Свое имя в историю отечественного футбола он вписал, сомнения нет!
2:1. Французы атакуют, как и положено чемпионам, размашисто, дерзко, самоуверенно, волны на ворота российской команды накатываются одна задругой.
Менделеев говорит по телефону:
— Переключил бы ты телевизор. Выезжаю к тебе, поиграем в нарды, немного отойдем.
Добрый человек Георгий Тимофеевич Лемиш, заместитель главного врача больницы № 2, сказал мне при последней встрече:
— Возникнет необходимость, звоните на работу или домой.
Кажется, настала пора.
Но кому интересно знать, что испытываю в эти тягостные минуты я? Разве не то же, что и вся страна? И так мало радостей в непонятной этой жизни — будто тысяча метеоритов свалилась разом на несчастную землю — не хватало нам еще только этих футбольных бед, уязвляющих последние остатки того, что принято именовать национальной гордостью.
Куда интересней было бы — не узнать, а представить, что может испытывать в эти минуты Анатолий Бышовец. Печалится ли в ожидании неминуемого проигрыша команды, которой он отдал все, что мог? Или думает потаенно: «На что еще ты мог рассчитывать, Романцев? Футбол не признает чудес».
Казалось, футбол должен был многому научить Анатолия Бышовца, и прежде всего, умению переносить поражения. Но его уязвимая душа их не терпит, против них восстает. Восстает против проигрышей жизненных, футбольных… и шахматных тоже.
В дни чемпионата мира 90 года, избавившего нас от переживаний за собственную команду и позволившего взирать на все вокруг раскрепощенно, у кромки Тирренского моря затевается небольшой шахматный турнир «на вылет». Играют Анатолий Бышовец, Игорь Нетто, мой давний друг по «Советскому спорту» Борис Чернышев и я.
Анатолий уже обыграл Игоря, но в партии против Бориса его ждет неминуемый крах. И в этот момент вместо того, чтобы сыграть конем и дать мат в два хода, Борис дотрагивается до ферзя, тотчас возвращает его на место и пытается…