Обожание
Шрифт:
Мой отец должен был уехать, и он это знал. Он должен был нас оставить. Чтобы освободиться, ему пришлось отгрызть себе лапу, как делают попавшие в капкан лисицы. Он оставил нас здесь, Фиону и меня. Однажды он сказал мне: я искалечен, но свободен. Я хромаю, но иду, куда хочу. Что до остального…
Я видел последние снимки отца: они потрясают душу. Лань смотрит огромными круглыми глазами, вы можете погрузить свой взгляд в самую глубину ее зрачков, и то, что вы там видите, завораживает… Все Брижит Бардо нашего мира «отдыхают», понимаете, о чем я?
Космо? Всегда его терпеть не мог. Чертов шут, лицемер, задавака. Клоун-развратник, худший из всех клоунов. Проклинаю тот день, когда наша мать встретила его.
Я
ЭЛЬКЕ
Мои дети еще слишком молоды, чтобы понять, ваша честь. Они поймут позже, я в этом уверена. Прошу вас об одном: выслушивая их показания, не забывайте, что они совсем молоды. Молодость любит крайности, она непримирима, не так ли? Если вспомнить наши молодые годы…
Вы наверняка понимаете, как много, как ужасно много я должна рассказать вам о Космо но, поскольку нужно с чего-то начать, я бы предпочла описать, что чувствовала, когда он прикасался ладонями к моей коже. Они заставляли меня таять, ваша честь. Стоило ему ко мне прикоснуться — в любом месте, — и словно маленькие ручейки растопленного весенним солнцем снега вырывались на свободу, стремясь заполнить каждую ямку, впадинку, канавку, трещинку в земле, а иногда мне казалось, что это кровь — понимаете, сладкая кровь течет у меня изо рта или из потаенной пещерки, да, прикосновение Космо и правда напоминало кровь или снег, окровавленный снег, снег, ставший водой… Он раздевал меня — постепенно, нежно целовал обнаженную кожу, согревал дыханием тело под одеждой… Каждая часть тела становилась открытием, чем-то таким, чего я прежде никогда не видела и не ощущала, я вскрикивала, обнаружив, что у меня, оказывается, есть затылок или колено! О, ваша честь, я и до Космо знала наслаждение, но никогда не испытывала такой поразительно сладкой радости, которой он одаривал меня как манной небесной, пока я не принималась журчать от счастья, как ручеек…
Насколько мне известно, Космо никогда не снимали, не фотографировали, не записывали и не интервьюировали, когда он, например, исследовал языком лопатку или ключицу, но он и такие веши делал восхитительно.
Нет, зачеркните «восхитительно»…Ах да, зачеркивать ничего нельзя… Тогда запишите так: выступление на сцене и любовь — разные вещи.Я без конца ему это твердила, но…
ЭКСПЕРТ-ПСИХИАТР
Выражение исследовать языкомвесьма показательно, хочу это подчеркнуть. Артист относился к родному языку особенным образом: он как будто «отставал в развитии», пользуясь только устной речью и отказываясь от письменной. Нам совершенно точно известно: Космо никогда, ни в каком виде, не записывал свои бредни. Он каждый вечер импровизировал, заново придумывал свой спектакль, утверждая, что слово не может быть отделено от живого голоса.
Мне показалось важным, ваша честь, чтобы вы с самого начала процесса были в курсе этой странной заторможенности.
ЭЛЬКЕ
Я могу продолжать? В конце концов, я ведь ключевой свидетель этого слушания… Миллионы людей видели Космо по телевизору, сотни тысяч — на сцене, тысячи гордятся тем, что пожимали ему руку или взяли у него автограф… Некоторые, подобно мне, познали великое счастье быть любимыми этим человеком, но никто в мире — никто, слышите, ваша честь? — не знал Космо так, как знала его я.
ФРАНК
Ха-ха-ха! Это просто смешно. Десятки женщин тешат себя теми же иллюзиями, что и моя мать. Они переминаются с ноги на ногу от нетерпения там, за дверью, жаждут дать показания, каждая уверена, что была единственной Избранницей космического сердца… Не впадите в заблуждение, ваша честь: Космо был ненасытным соблазнителем, закоренелым Дон-Жуаном; девственницы, мужние жены и вдовы, красавицы и уродины, молодки и старухи — женщины пачками поддавались его чарам, да что там пачками — роями. А в самом конце… слова застревают в горле, но присяга вынуждает меня прилюдно заявить: в конце жизни аппетиты клоуна-развратника не ограничивались женщинами…
Признаюсь, ваша честь, меня это шокирует. Не слишком приятно видеть собственную мать и игрушкой чьей-то похоти, но истина заключается в том, что Эльке попалась в ловушку не первой и далеко не последней. Даже сегодня, после всего случившегося, она продолжает, как та лань с фотографии моего отца, смотреть на своего палача влюбленными глазами…
ДОН-ЖУАН
Нет, право, ваша честь, сделайте же что-нибудь, остановите это безобразие! С чувством глубочайшего возмущения я категорически опровергаю все сказанное выше. Мне невыносимо слышать, как мое имя вновь и вновь поминают рядом с именем ничтожного бабника. Так происходит уже много столетий, мой образ подают под разными соусами и все время принижают и опошляют…
Как вам, конечно, известно, мои притязания были высокими, благородными, метафизичными: я бросал вызов Богу, боролся с лицемерием общества и никогда не был тем жалким типом, что чешется всякий раз, когда у него засвербит в гульфике; я олицетворяю собой одно из ярчайших проявлений западной свободы личности!
Что касается извращенной любви… при одной только мысли о ней мое сердце горюет и содрогается, как сожженная Франком улитка.
ЛАНЬ
Знаете, ваша честь, если я, умирая, и смотрела на своего мучителя, то лишь потому, что он в это последнее мгновение склонился надо мной, вооруженный своим «Никоном». Он заполнял мой горизонт, он — в силу сложившихся обстоятельств — воплощал собой весь мир, тот мир, который я так любила и с таким сожалением покидала… Ах, какая тоска! Как ужасно любить своего убийцу только потому, что он все еще жив и кровь бежит по его жилам, а биения моего сердца делаются все реже, слабеют и затихают…
ЭЛЬКЕ
Вы правы, ваша честь, процесс выходит из-под контроля. Каждый из нас — все мужчины и все женщины — должен постараться изложить свою историю как можно подробнее и понятнее. Замолчите, дети мои, я еще ничего толком не рассказала, не мешайте мне говорить.
Рассказывать, как началась эта история, можно по-разному, но я как ключевой свидетель оставляю за собой право, нет, я позволю себе роскошь выбрать для пролога мою встречу с Космо. Такой пролог — самая естественная вещь на свете для любой истории, ведь когда мужчина и женщина влюбляются, мир возрождается…
ФИОНА И ФРАНК
Прекрати, мама! Нам за тебя стыдно!
ЭЛЬКЕ
Я обращаюсь к судье, дети мои, мой рассказ — для него, не для вас. Если вам что-то не нравится, просто заткните уши. Забавно, ваша честь: первые двадцать лет жизни человек таится от родителей, а все остальное время — от детей!
Итак, вообразите сцену, достойную Эдит Пиаф: Я вытираю стаканы в кафе…Я — официантка в «Фонтане», ваша честь, это кафе вам вряд ли знакомо, но вы наверняка повидали десятки подобных заведений, заурядное деревенское бистро, оно может быть унылым или уютным — все зависит от настроения клиентов и от погоды за окном. У меня, в отличие от героини песни Эдит, всегда есть время помечтать — это мое любимое занятие. Руки сами делают дело, опускают стаканы в мыльную воду, споласкивают в чистой, стряхивают капельки и отправляют на их законное место над стойкой. Я обожаю смотреть на них сквозь ресницы: волшебные золотистые блики отражаются в зрачках, перевернутые стаканы напоминают то прозрачных летучих мышей, то танцовщиц из «Мулен Руж», то бумажных кукол — их когда-то делала для меня мама. Она вырезала их ножницами из крафтовой бумаги, я их раскрашивала, мы собирали их в разноцветные гирлянды и развешивали по стенам в моей комнате! Я тогда жила в столице, ваша честь… то была другая эпоха.