Обожравшийся каннибал
Шрифт:
Впервые в жизни Джон услышал в голосе отца нотки лютой ненависти, когда тот упомянул это имя.
– А примерно неделю спустя я был свободен от дежурства, – продолжил Макайвор. – Мун приехал в наш офицерский клуб в качестве гостя. Он был важной шишкой. Люди по всему миру плакали за утренним чаем над его отчетами о храбрости лондонцев, стойко выполняющих свой долг, несмотря на то что почти каждую ночь на их головы с неба падает смерть. Это были хорошие, добротные репортажи. Наш командир попросил Муна произнести небольшую речь. Тот рассказал о бомбардировке отеля «Брансуич-Хаус», о героизме людей и своих личных подвигах по спасению многих жизней. – Макайвор глубоко вздохнул. – Я был ошеломлен, Джонни! Мы не строили из себя героев в те дни. Тогда я взял, поднялся и рассказал всем, что видел. Это было не очень тактично, но иначе
Джон все еще молчал, боясь прервать его признание.
– Ты знаешь, почему я остался в армии после окончания войны? – спросил отец. – Не было работы. Я совершенствовал мои познания, которые требовались для продолжения службы, и меня направили в другой полк. Командиру этого полка во время войны было временно присвоено генеральское звание, а теперь он вернулся к своему постоянному чину полковника и вел себя так, будто весь мир был виноват в этом его понижении. Он был законченный негодяй, но женат на изумительно привлекательной молодой женщине. Она служила в его подчинении, в женском вспомогательном подразделении, и, может, увлеклась его золотыми галунами, всеми теми отличиями, которые так много значат во время войны. В общем, влюбилась в него. Мы с твоей матерью встречались с ними на официальных приемах. Мне нравилась эта женщина. Ее звали Кэтлин. Когда я говорю, что она нравилась мне, я имею в виду, что так может нравиться человек, который работает рядом с тобой и с которым ты каждый день встречаешься по службе. Между нами ничего не было. Абсолютно ничего. Вот и вся история, Джонни, которая теперь будет переписана заново, так что ложь станет правдой.
Однажды вечером были танцы где-то в большом частном доме. Я потанцевал с Кэтлин – самый обычный танец. Все младшие офицеры танцевали с женами начальников, это было чем-то вроде нашей обязанности. В тот вечер она была как-то неестественно напряжена, будто доведена до отчаяния. Кэтлин попросила меня проводить ее на террасу, чтобы подышать свежим воздухом. Почему она выбрала меня, я до сих пор не понимаю. Все это было очень странно. Она не терпела полковника – любила кого-то другого. Ей надо было как-то освободиться, с кем-то поговорить. Мог ли я ей чем-то помочь? Она спросила, не хочу ли я стать ее другом.
– Разумеется, я сказал «да», не думая о том, как это много значит. На следующий день Кэтлин позвонила. Не смогу ли я приехать в отель на Рассел-сквер, комната 6В. Это обеспокоило меня. Мне не хотелось ввязываться в эти семейные дела. Но она с таким отчаянием просила помочь, что я поехал.
Трубка Макайвора погасла. Он было потянулся за зажигалкой, но потом передумал и положил трубку на стол. Джон заметил, что руки отца дрожат.
– Я приехал в этот отель, – медленно сказал Макайвор. – Подошел к комнате 6В и постучал в дверь. Кэтлин была там, пьяная и в истерике. Мне пришлось похлопать ее, чтобы привести в чувство. И она мне все рассказала. Человек, с которым она находилась в любовной связи, был Обри Мун. Ему было уже под шестьдесят, но у таких знаменитых людей не бывает возраста. Я думаю, он ослепил ее обещаниями дома в Лондоне, виллы в Каннах, яхтой, апартаментами в Нью-Йорке, платьями, бриллиантами – и еще бог знает чем. Она не была юной девочкой, чтобы польститься на такие вещи, но кто знает? Дело было в том, что Мун ее раздавил, она была в состоянии близком к самоубийству.
И в самой середине этой сцены в комнату вдруг входит полковник, а с ним менеджер отеля и частный детектив. Полковник решил, что это я и есть тот самый «мистер Уилсон», который зарегистрировался с «миссис Уилсон», его женой. Я, естественно, отрицал это. Должен сказать, что и Кэтлин тоже отрицала это, тогда и после. Она говорила правду. Человек, который держал за собой на
Я… я не знаю, Джонни, как все произошло. Я был отдан под военный суд. К счастью, обвинение в шпионаже отпало, но Муну этого было явно недостаточно. Он хотел дискредитировать меня и выставить из Англии. Я никак не мог удержаться на работе. Меня выгоняли через минуту после того, как брали. Мун мог находиться где угодно, хоть на Тибете, но кто-то, кому он платил, зорко за мной следил. Бесконечные, бесконечные гонения целых семь лет, Джонни! Как-то раз я пришел к нему. Он рассмеялся мне в лицо и напомнил тот день в офицерском клубе, когда я сделал из него дурака. Я знал, что тот день он никогда не забудет. И понимал, что мне нечего и думать бороться с ним, с его деньгами и влиянием. Никому не позволено наносить ущерб его тщеславию и величию. И я понял одну вещь, Джонни. Нельзя бороться против больших денег. Человек с деньгами может делать что хочет, безразлично, честное это дело или нет. Сначала я думал, что он устанет и снимет свою ногу с моей шеи. Теперь же знаю, что он никогда этого не сделает.
После длительного молчания Джон спросил:
– Есть одна вещь, которую я не понимаю, отец. Это было случайно, что полковник застал тебя с леди в комнате на Рассел-сквер?
Уоррен Макайвор устало покачал головой.
– Мун был уже готов порвать с Кэтлин и наблюдал за ней. Наверное, в тот вечер кто-то подслушал, как она просила меня помочь ей. Следует отдать ему должное, он убил одним камнем сразу двух птиц. Выждал, когда она позвонила мне и попросила прийти в отель. Оба его свидетеля были уже наготове. Тогда он сообщил полковнику, и ловушка захлопнулась. – Макайвор посмотрел на сына. – Это правда, Джонни, чистая правда. И хотя ты узнал ее слишком поздно, но это правда.
Джон почувствовал, что в нем закипает ярость. Пальцы Макайвора сомкнулись вокруг запястья сына.
– Но никогда не пытайся отплатить ему, Джонни, за меня. Тебе не выиграть. Нельзя бороться против денег. Ты только увеличишь список его жертв и окажешься там же, где и я, вот и все, чего добьешься.
Двумя днями позже бывший капитан Уоррен Макайвор вышиб себе мозги в ливерпульском отеле, и вся эта несчастная история снова всплыла на страницы газет. В своем горе Джон увидел, что «правда» – это всего только неясная тень.
* * *
Трагическая кончина Уоррена Макайвора должна была бы стать концом этой саги. Но все оказалось совсем не так.
Джон привез мать обратно в Америку. Мун жил в Нью-Йорке, в знаменитом отеле «Бомонд». Джон с матерью сняли небольшую квартирку в Гринвич-Виллидж. Ему надо было работать, чтобы поддержать их обоих. У него не было никакой специальности, кроме летной, приобретенной в армии. Ему показалось, что он может устроиться на работу в одном из больших аэропортов коммерческих авиакомпаний.
Он обратился в компанию «Интернэшнл». При поступлении на работу потребовалось назвать имя, имена родителей и массу Других подробностей. Когда Джон выходил из офиса личного состава, кто-то его сфотографировал. В вечерней газете появилось фото – не очень хорошее – и заметка, в которой говорилось, что Джон Макайвор, сын человека, подозревавшегося в передаче атомных секретов врагу, ищет работу в «Интернэшнл». Снова была реанимирована старая искаженная правда.
И все повторилось для Джона. В историю, которую рассказал ему отец, было трудно поверить, но теперь он знал, что это была голая, беспощадная правда. Джон не мог получить работу, даже не мог что-то начать и не понимал, за что ему все это. Наконец ему пришлось пройти легальную процедуру перемены имени. Только тогда он получил работу в качестве разъездного директора в компании «Кунарл лайн» и поехал в Лондон, где он встретил Тони Вэйла, друга Шамбрэна. Но однажды без всяких причин его уволили. Он пошел к директору по личному составу, который был неплохим парнем. Оказалось, что кто-то сообщил руководству, что он – сын Уоррена Макайвора. Руководство очень сожалело, но опасалось нежелательного выступления в прессе.