Обратная сила. Том 3. 1983–1997
Шрифт:
– Хочешь меня спрятать, пай-мальчик? А я хочу к людям! Пусти меня, я хочу в компанию, я не могу одна, не могу, не могу…
Она разрыдалась. Из комнаты выглянул Стас.
– Помощь нужна? Что у вас тут?
– Все в порядке, ничего страшного, просто Алла Михайловна немного расстроена. Сейчас она разденется, и мы придем.
Стас с недоверием глянул на рыдающую женщину.
– Если теперь это называется «просто немного расстроена», то хотел бы я посмотреть, как выглядит «убита горем», – хмыкнул он. – Давайте, мы вас ждем, там у Ленусика очередной тост созрел.
Алла перестала плакать, прошла в ванную, привела
– Друзья мои, – торжественно начал Борис, – позвольте представить вам нового гостя: актрису Аллу Михайловну Горлицыну.
– Ой, вы вправду актриса? – воскликнула Леночка. – А в каких фильмах вы снимались?
– Ни в каких, – с вызовом ответила Алла. – Я служу в театре. В кино не снимаюсь.
– А-а-а, – с разочарованием протянула Леночка. – Тогда понятно…
– Что тебе понятно, малышка? – презрительно усмехнулась Алла. – Ты думаешь, что если актер не снимается в кино, то это не актер, а фуфло?
– Так нас же учили, что из всех искусств для нас важнейшим является кино, – весело отпарировал Стас. – Это Ленин сказал, между прочим. И во всех кинотеатрах на плакатах во-от такими аршинными буквами написано, чтобы мы не забывали. А про театр Ленин ни слова не говорил. Значит, кино важнее и нужнее.
Алла молча кивнула и показала пальцем на бутылку с коньяком.
– Налейте даме, – потребовала она.
Борис пододвинул ей стул.
– Алла Михайловна, садитесь.
– Ничего, я выпью стоя, а потом отвечу этому прелестному юноше.
Но Борис почти насильно усадил ее за стол, Таня тут же поставила перед Аллой чистую тарелку, положила приборы. Горлицына выпила коньяк залпом и широко улыбнулась.
– Так вот, прелестный юноша, – она уставилась на Стаса заблестевшими глазами, – вы пали жертвой самой примитивной манипуляции. Владимир Ильич сказал буквально следующее: «Пока народ неграмотен, из всех искусств для нас важнейшим является кино». Разницу ощущаете? Речь шла только о том, что пока есть люди, которые не умеют читать и писать, доносить до них высокие идеи можно и нужно при помощи кинематографа. Но эти времена давно миновали, в нашей стране всеобщая грамотность, так почему кино нужно считать важнейшим из искусств? Не литературу, не театр, не музыку или живопись, а именно кино? Хитрые и ловкие люди выдернули кусок фразы из контекста и выдают за великую истину, а вы все повторяете, как выдрессированные попугаи. Первоисточники надо читать, прелестное дитя, а не плакаты цитировать.
– Ну, так во всех учебниках написано, – начал оправдываться кто-то из гостей. – А вы откуда знаете, что Ленин именно так говорил? Где это написано? Вы своими глазами видели? Сами читали?
Алла молча налила еще рюмку коньяку и снова выпила залпом. Глаза ее быстро утрачивали блеск, и Таня поняла, что эта последняя рюмка было явно лишней: актрису «потащило».
– А это все и еще много другого интересного мне рассказал мой любимый муж, который вращается в кругах диссидентов, – ответила Горлицына. Дикция утрачивала внятность и четкость с каждым словом, и Татьяна с ужасом представила себе, что
– Алла Михайловна, – с угрозой в голосе проговорил сидящий рядом с ней Борис. – Не нужно.
– Да нет уж, я скажу, пусть все знают.
– Алла Михайловна!
– А мне нечего стыдиться! Мой муж меня бросил, потому что у него роман с Люсенькой. Ну, что вы на меня так смотрите?
Актриса обвела присутствующих помутневшим взглядом.
– А-а, я догадалась! – Она пьяно рассмеялась. – Вы же не знаете, кто такая Люсенька! Потому что это только для меня она Люсенька, а для всех вас она – Людмила Анатольевна Орлова, мамочка вашего друга Бореньки.
– Ни фига себе! – выдохнул Стас и посмотрел на Бориса: – Что, правда, что ли?
– Стас, ну хоть ты не начинай, а? – попросил Борис. – Алла Михайловна, вам надо поесть. Давайте я вам положу…
Он принялся накладывать в ее тарелку мясо, гарнир и салаты в надежде на то, что еда отвлечет нетрезвую гостью и заодно ослабит действие алкоголя. Наклонившись к Алле, он медленно и четко прошептал ей в самое ухо:
– Возьмите себя в руки, иначе мне придется всем сказать, что вы любовница моего отца. Вы не имеет никакого права устраивать здесь сцены. Среди нас нет ни одного человека, который был бы перед вами виноват. И ешьте, пожалуйста, как следует, а то вас совсем развезет.
Из глаз Горлицыной полились слезы, оставляя на щеках новые потеки туши взамен недавно смытых в ванной.
– Прости, – всхлипнула она, – я не хотела… Просто мне так страшно… Так больно… Так одиноко… Мне ведь даже поделиться не с кем… Андрюшу главным режиссером назначили, квартиру дали, нас все ненавидят, нам все завидуют… Если я начну делиться своим горем, они будут только счастливы… И еще глупость эта про то, что я любовница Саши… Андрюша тоже вчера это говорил… Глупость какая… Глупость…
Она заплакала, на этот раз тихо и горько. Над столом повисла напряженная и неловкая тишина. Татьяна обвела глазами гостей, поймала внимательный и заинтересованный взгляд Стаса, устремленный на Аллу. Остальные старались не смотреть на плачущую женщину. «Ну, вот и все, – огорченно подумала Таня. – Веселью конец. Надо же, чтобы так случилось: пришла Алла и все испортила! А такая хорошая была вечеринка…»
– Ленусик, – обратилась она к подруге, – помоги, пожалуйста, убрать посуду, будем чай накрывать.
Верная подруга Леночка тут же уловила желание Татьяны переломить царившее в комнате настроение опасливого уныния и с готовностью подхватила:
– А что у нас к чаю? Тортики-пироженки? Или печеньице-конфетки? Народ! Пока Танюха не огласила десертное меню, принимаю ставки! Заключайте пари! Кто за то, что нам подадут торт? А кто за пирожные?
Примолкшие гости сразу оживились, начали заключать пари, называя ставки: рубль, рубль пятьдесят, два рубля… Татьяна с подругой быстро очистили стол от грязных тарелок и остатков еды и сменили скатерть. Когда на кухне выкладывали на блюдо и резали на порционные куски торт, Лена спросила: