Обратная сторона Луны
Шрифт:
– Филип, – прошептала она, – если твой отец действительно находился на этом корабле, если он получил рану и потерял память при аварийной посадке, то тогда он прибыл с…
– Господи Боже! – потрясённо уставился на Крейна Джон Мартин. – Твой отец ведь не мог прилететь оттуда, Филип?
– Не знаю, – отозвался тяжёлым шёпотом Крейн. – Но тот розыгрыш по радио про высадку космических кораблей… почему же меня это так взволновало? Почему это чуть не заставило меня вспомнить… что-то?
– О, это всё бред! – теперь голос Скотта Фултона зазвучал много грубее. – Эта мысль, что твой отец
– Слушайте! – внезапно призвал всех Крейн.
Из конуса у них над головами снова раздался тот пронзительный старческий голос Дандора.
– Крейин! Фиилип Крейин! – неужели этот голос взывал к ним, через немыслимые бездны космоса, из иного мира. – Су Дандор, – взывал он. – Квир Таркол?
А затем начались события нереальные, словно сон: Филип Крейн час за часом обменивался словами со стариком, назвавшимся Дандором. Странные, ставящие в тупик попытки понять друг друга. У Крейна было странное ощущение, что он почти понимал речь Дандора. Он не чувствовал ничего, кроме горячечного порыва понять этот пронзительный голос!
– Слушайте, – взволнованно приказал Крейн.
Дандор слал теперь им через космос звуки колокольчиков; чёткие, плавные звуки. Один за другим, пока разом не прозвучали все восемь тонов.
А затем голос Дандора громко назвал их:
– Ахи! Нан! Зор! Ксел! Ви! Фин! Оро!
Снова восемь нот звона, а затем восемь незнакомых односложных слов.
– Цифры от одного до восьми, на его языке, – пробормотал себе под нос Джон Мартин. – Это достаточно ясно – но почему?
– Восемь тумблеров на пульте этой машины! – внезапно вскричал Крейн. – Вот о чём он пытается нам сказать!
– Зор! – настойчиво призвал из конуса Дандор. – Зор, Фиилип Крейин – Зор!
– Третий… третий тумблер! – выкрикнул Крейн. – Он сообщает нам, в каком порядке надо включать эти переключатели для приведения этой машины в действие!
Его рука метнулась к третьему тумблеру. Но Джон Мартин схватил его и оттащил от пульта.
– Нам нельзя соваться в это дело вслепую, Филип, – возразил он. – Мы всё ещё не знаем о предназначении этой машины.
Глаза Крейна горели от возбуждения.
– Прислушайся к тону голоса старика… он же умоляет нас… У него есть какая-то важная цель, которой мы не понимаем!
– Филип, – заявил Мартин. – Мы не должны действовать, пока не выучимся языку того Дандора, не узнаем, где он обретается и чего хочет.
Филип Крейн заколебался. Он признал весомость доводов геолога. И всё же он разрывался между тем умоляющим, пронзительным голосом, пробирающим его до глубины души, требующим подчиниться.
– Тогда подождём немного, – наконец неохотно сказал он. – Пока не поймём.
– Зор, Крейин… Зор! – призвал пронзительный напряжённый голос из конуса.
Крейн не отрывал взгляда от этого третьего тумблера. Что произойдёт, если он его включит?
– Давайте отложим этот эксперимент до завтра, – серьёзно предложил Джон Мартин. – Нам всем нужно выспаться, отдохнуть. А завтра попробуем разгадать эту тайну.
Крейн сошёл с кристаллического диска и последовал за остальными к палаткам. Но он постоянно оглядывался, терзаемый сильнейшим импульсом вернуться.
Перед тем как улечься спать, они почти не разговаривали. Все были слишком ошеломлены грандиозностью открывшихся возможностей. Остальные смотрели на Крейна несколько стеснённо, словно тот вдруг сделался инопланетянином. Его собственные мысли метались, как ошпаренные. Перед ним открылись невероятные горизонты. А похожие на тени воспоминания накатывали, словно волны в бурную ночь! Однако сколько Крейн не пытался разобраться в их хитросплетениях, ему это так и не удалось.
Чуть позже, лёжа на койке, Филип Крейн услышал тяжёлое дыхание Фултона и геолога, когда те уснули. Но сам он лежал, глядя сквозь открытый полог палатки на звёздные небеса, на красную искорку Марса, которая сейчас только восходила над горизонтом. Эта красная крапинка мерцала словно огненный глаз, гипнотический, манящий. Взывающий к нему! В своём горячечном состоянии души он не мог больше лежать сложа руки. Крейн поднялся, бесшумно надел ботинки и зашагал сквозь звёздный свет к разбившемуся кораблю.
В тусклом свете звёзд мрачно высилась приземистая машина, смутно поблескивала платформа кристаллического диска, а красные огоньки на пульте по-прежнему горели. Не выдержав Крейн поднялся на диск и услышал по-прежнему раздающийся из конуса голос Дандора.
– Крейин! Зор… зор… зор…
Голос казался усталым, измотанным и хриплым от переполнявших его эмоций; упав почти до надрывного шёпота. На душе Крейна словно кошки заскребли, когда он понял, что всё это время пожилой Дандор, должно быть, взывал к нему, умолял.
– Я не могу сделать того, чего ты хочешь, – произнёс в конус несчастным тоном Крейн, зная, что понять его не смогут. – Мне не позволят.
Через несколько минут вернулся голос Дандора, более громкий, дрожащий, умоляющий.
– Зор, Крейин! Роп Таркол… зор роп Таркол!
Таркол! Почему от этого имени всякий раз по венам Крейна прокатывалась волна дрожи? Он не мог понять. Знал только, что оно заставляло что-то в нём бурно оживиться и возжаждать чего-то. А потом к нему стремительно пришло решение. К чему бы там оно ни привело, что бы там с ним ни произошло, он должен сделать то, о чём просил Дандор.
– Зор, Дандор! – крикнул он в конус, неожиданно воспрянув духом. – Зор!
И его рука, с усилием, включила третий тумблер. Какой-то миг ничего не менялось. А затем Крейн, напряжённо стоявший в ожидании, уловил, как глубоко внутри толстого кристаллического диска, на котором он стоял, собралось голубое свечение. Переливающийся волшебный свет постепенно рос, пока Крейну не стало казаться, будто он стоит на непрозрачной платформе из жемчужно-голубого огня. А похожие на соты трансформаторы теперь гудели громче. И тут раздался голос Дандора, бурный от горячей радости и облегчения.