Обратная сторона времени
Шрифт:
Застежки ремней, удерживавших Копылова в кресле, щелкнули и раскрылись, едва он начал шевелиться. Журналист немедленно воспользовался предоставленной свободой для того, чтобы выбраться из кресла и попытаться найти люк, ведущий из кабины наружу. Танк стоял совершенно неподвижно. Несколько минут тому назад панорамное окно погасло, или его объективы были теперь закрыты снаружи предохранительными заслонками.
Огни на пульте тоже погасли, в кабине царил полумрак, не слишком плотный, поскольку где-то на потолке, над головой Копылова, оставался невидимый для него источник света. Люка не было. Зато через какое-то время он обнаружил сбоку кабины неожиданную здесь и довольно широкую дверь. Она поддалась его
Он с трудом удержал равновесие и теперь стоял, прислонившись спиной к корпусу машины, не в силах сообразить, где, собственно, находится. Слишком невероятной, почти шизофренической казалась обстановка, в которой он вдруг очутился.
Танк стоял внутри деревенской избы, окруженный со всех сторон ее совершенно целыми стенами. Каким образом удалось этой махине проникнуть внутрь тесного помещения, не нарушив ни одного венца деревянных стен, оставалось для Копылова полнейшей загадкой. Еще большей загадкой оказались размеры танка, уменьшившиеся ровно настолько, чтобы машина смогла поместиться внутри деревенской избы.
Со всех сторон Копылова окружала галерея комнат, изобилие которых совсем не свойственно деревенским избам. Оставалось предположить, что за очень короткое время танк не только изменился сам, но и сумел изменить под свои нужды окружающую среду. Копылов мог видеть лишь один отсек и две двери, ведущие, очевидно, в соседние помещения этой модернизированной избы. В настоящий момент он не испытывал ни малейшего желания их исследовать. Единственная мысль — выбраться отсюда как можно быстрее — владела Копыловым, и, заметив третью дверь, ведущую в сени, он поспешно направился к ней и очутился в узких темных сенях, заканчивавшихся покосившейся деревянной дверью. Сквозь щели в досках снаружи просачивались узкие полоски жидкого света. В сенях было холодно и сыро, пахло гнилью, мышами и еще какой-то гадостью, но открыть эту последнюю, ведущую наружу дверь Копылов не спешил, возможно, оттого, что хотел сначала подготовиться к тому, что его там ожидало. Не могли его просто так отсюда выпустить. Незачем было организовывать всю эту историю с похищением и ремнями, приковавшими его к креслу. Нелогичным становилось все, и он не ждал, что за дверью его ждет свобода, но все же надежда оставалась…
В конце концов, осторожно, словно боясь привести в действие смертоносный механизм, притаившийся за дверью, он попытался ее открыть. С печальным скрипом дверь, уступив его усилию, распахнулась.
Теперь он стоял на покосившемся, полусгнившем крыльце. Перед ним раскинулся запущенный пустой двор обычного деревенского дома, давно заброшенного хозяевами и оттого унылого и производившего угнетающее впечатление. Но двор журналиста сейчас совершенно не интересовал. Имела значение лишь небольшая калитка рядом с воротами. Даже слегка приоткрытая…
Он рванулся к ней, не замечая скользкой грязи под ногами, мелкого гнусного дождя, ударившего ему в лицо, едва он выбрался из-под навеса, прикрывавшего крыльцо. Несколько десятков метров, отделявших его от улицы, Копылов преодолел единым махом, схватился за калитку, распахнул ее еще шире и остановился, налетев на невидимую силовую стену. Пути на улицу не было.
Часа через два, тщательно исследовав всю ограду, окружавшую избу со скрытым в ней танком, он убедился в том, что выхода отсюда не было. Его и не могло быть. Подопытная морская свинка, объект для наблюдения — вот что он собой теперь представляет и для чего здесь находится. Выхода из клетки не будет до тех пор, пока наблюдение не закончено. Ну что же… Все, что ему оставалось, в свою очередь, — собирать и накапливать информацию. Рано или поздно этот кошмар закончится, он вновь окажется в нормальном, наружном мире, и тогда
Местами невысокий, полуразрушенный плетень прерывался широкими дырами, но, пытаясь пройти сквозь них, узник постоянно чувствовал упругое сопротивление и легкое электрическое покалывание во всем теле, словно предупреждавшее его о том, что дальше пути нет. Если же Копылов игнорировал предупреждение и продолжал ломиться вперед, покалывание переходило в болезненные удары тока, а постепенно возраставшее сопротивление преграды в конце концов отбрасывало его назад.
Итак, он по-прежнему оставался пленником. Но главное сейчас не в этом, а в том непреложном факте, что машина, лишь внешне выглядевшая как танк, способна генерировать силовое поле, неизвестное земной науке, и устанавливать его на некотором расстоянии от себя, достаточном, впрочем, для того, чтобы прикрыть всю эту заброшенную усадьбу невидимым силовым куполом.
Вечерело. Сверчок в избе завел свою бесконечную песню. Мелкий гнусный дождь, непрерывно сеявший с неба, усилился, и Копылову пришлось в конце концов вернуться в избу, преодолев собственный страх.
Собственно, у него был выбор. Можно было остаться на ночь в пустом сарае, чердак которого забит старой соломой, но такого удовольствия он им не доставит.
Он не знал, кто такие эти «они», но зато твердо знал, что на глазах у них не останется ночевать в сарае, словно какая-то скотина. Он все время чувствовал следящие за ним «глаза». Или ему так только казалось? А все эти мысли об инопланетянах, похитивших несчастного журналиста для своих зверских психологических опытов, не более чем его болезненно разыгравшееся воображение? Возможно… Одно не вызывало сомнений — ситуация, в которой он теперь очутился, не имеет аналогов, а машина, попавшая на Землю и пленившая его, создана в ином, нечеловеческом мире.
Дверь он открывал так осторожно, словно за ней затаилась гремучая змея. В избе, казалось, ничего не изменилось за то время, пока он проводил исследование изгороди. Разве что стало темнее, и слабый свет, идущий из распахнутой двери в боковой броне танка, не мог осветить все помещение.
Самым разумным в его положении было отложить детальное изучение машины на завтра. А сейчас следовало позаботиться о каком-то ночлеге. Об ужине он даже не мечтал, хотя в желудке начались голодные спазмы. Последний раз ему удалось перекусить тушенкой из армейского рациона часов двенадцать тому назад.
Нашарив в кармане крошечный квадратик зажигалки, он обрадовался ей, словно обнаружил клад. Синеватый газовый огонек осветил пространство вокруг него в радиусе нескольких метров. Стены избы, потемневшие от времени, почти не отражали свет, и от этого казалось, что мрак в помещении стал еще плотнее.
Единственным живым звуком, помогавшим Копылову не растерять остатки мужества, была звонкая трель сверчка. Она доносилась из соседней комнаты, отделенной от горницы, в которой расположился танк, закрытой дверью.
Потребовалось определенное усилие, и отнюдь не физическое, чтобы открыть эту дверь. Она поддалась с неестественно громким скрипом, словно петли не смазывались лет двадцать. Возможно, так оно и было.
Закрыв за собой дверь, чтобы не видеть этот чертов танк, непрерывно следивший за ним, Копылов очутился в небольшом помещении, половину которого занимала огромная русская печь с широкой лежанкой, прикрытой каким-то тряпьем. Не лучшее место для ночлега, но никакого желания продолжать поиски иного у Копылова не было. Весь его запас сил и мужества был до конца исчерпан этим бесконечным днем, переполненным непредсказуемыми событиями.