Обратно в забытое время

Узун Юлия

– За что он должен кается? – спросила я у рядом стоящей женщины с ребёнком на руках.

– Он посмел своровать хлеб у булочника, – ответила женщина.

Я не стала говорить вслух, что раз человек ворует хлеб, значит, у него нет другого выхода. Он мог сделать это ради детей, умирающих от голода. Но эти люди не способны меня понять, поэтому я молча отошла от церкви, и на этот раз села в экипаж, чтобы добраться туда, куда изначально была нацелена ехать. Прогулки в одиночку могут быть опасными.

На протяжении всего пути из головы не выходило это зрелище. Мужчина жалобно кричал, моля пощадить,

а его хлестали до крови. Унизительно, жестоко и несправедливо. Оскар не позволил бы мне приблизиться к этой толпе. Теперь я понимала, почему за все годы не видела зла. Оскар оберегал.

По щеке скатилась слеза, которую я быстро промокнула носовым платочком. Мне ещё больно вспоминать о нём.

Майор Буаселье встретил меня с почтением и сразу провёл в свой кабинет, где в самом центре стоял массивный стол. Поскольку мы жили в эпоху рококо, то все, вплоть до офицеров, старались сделать свои помещения величественными, изысканными и элегантными. Вся мебель для сидения была особенно мягкой. В одно из таких изящных кресел майор предложил мне присесть. Подушек, обтянутых гобеленами здесь не было, но я не собиралась облокачиваться. Опустилась на край и сняла перчатки.

– Что привело вас ко мне, мадам Леруа? – вкрадчиво спросил майор Буаселье после того, как выразил соболезнования.

– Как вы знаете, майор…

– О, прошу вас, называйте меня Бернард. Мы с Оскаром были хорошими друзьями, нет смысла в этой официальности.

– Благодарю вас, Бернард, – сказала я, опустив голову. Любое упоминание об Оскаре обжигало мне сердце.

– Могу я предложить вам что-нибудь выпить? Воды? У нас есть чай.

– О, нет-нет, благодарю. У меня к вам просьба, Бернард. Оскар говорил, что в случае его… – Мне не хватило духу сказать «кончины», поэтому перефразировала сказанное: – Что в случае, если мне что-то понадобится, то я могу обратиться к вам.

– Конечно! Это даже не обсуждается! Просите! Любая просьба будет исполнена.

– Понимаете, – я всё не решалась, – во Франции у меня никого не было, кроме Оскара. А теперь я осталась совсем одна.

– У вас нет родственников?

Чтобы майор Буаселье не задавал лишних вопросов, я пошла на обман.

– Есть. Они живут в Турции. В маленьком городке под названием Калеичи.

– И вы… хотели бы к ним уехать, я правильно вас понял?

– Совершенно верно, уважаемый Бернард. Мне нужен корабль.

Глава 3

Хлебный воришка

Радостное, утреннее солнце спряталось за густыми облаками и больше не грело жителей Парижа, когда я покинула майора Буаселье.

Экипаж доставил меня к Луврской площади. Отсюда я хотела пройтись до дома пешком, но сначала отправилась ко двору церкви Сен-Жармен-л’Осеруа, где ещё утром избивали какого-то бродягу. Во мне взыграло любопытство. Что с ним сделали потом? Отпустили? Бросили в темницу? Где-то вдалеке прогремела гроза. Двор оказался пуст. Толпа исчезла, словно всё происходящее мне привиделось. Крепко сжимая зонтик в правой руке, я шагнула во двор, обошла церковь. Никто не появился, не окликнул меня и не спросил, что я здесь делаю.

«К чему мне это нужно?» – задалась вопросом. Всё равно ничем не смогу помочь бедняге.

Повернув в сторону дома, я сосредоточилась на том, что сказал мне майор.

– Я предоставлю вам корабль, мадам Леруа. Но, к сожалению, людей мало. Если вы сможете найти ещё несколько человек, кто сможет управляться с работой на судне, то ваше путешествие будет не столь тяжким.

– Я постараюсь кого-нибудь найти. Спасибо.

Я пересекла бульвар и пошла вдоль улицы, которая считалась неблагополучной. Оскар часто предупреждал, что дамам вроде меня не следует здесь ходить, но это самый короткий путь к дому. Я не боялась. Думала, что смогу постоять за себя.

Меня волновало сейчас не то, что ко мне могут пристать здесь или ограбить. Я думала, где взять ещё людей. И этот район, его жители могли бы мне сгодиться. Я не знала только, как подступиться к ним. Женщины в рванных платьях провожали меня взглядом, а мужчины свистели в спину, кто-то крикнул что-то непристойное. Меня ненавидели и не скрывали этого.

Я почти дошла до конца улицы, как вдруг из-за угла выскочил парнишка, налетел на меня, наступил на платье. Я вскрикнула, успев понять, что он срезал с моего запястья мешочек с деньгами.

– Вор! – завопила я, в надежде, что кто-то отреагирует.

Парень был очень быстрым и проворным. А я в тяжелых туфлях не смогу бегать, и мне оставалось лишь стоять и наблюдать за тем, как он уносит мои золотые.

Когда вор свернул куда-то за угол, я прошла несколько шагов, но потом остановилась, в отчаянии качая головой.

– Обокрали средь бела дня, – пробурчала себе под нос, затем повернула, чтобы продолжить путь домой, но не сделала и шага. Передо мной возник человек.

– Кажется, это ваше, – низким хриплым голосом сказал он, протягивая тот самый бархатный мешочек, которого я только что лишилась. И я узнала его – мужчину. Его избивали сегодня на церковном дворе. На лице и руках краснели свежие ссадины.

Я протянула ладонь, и он вложил в неё мешочек.

– Спасибо, – вежливо сказала я, но он усмехнулся. Догадавшись, что за это полагается награда, я достала пару монет и протянула ему.

– Не нужны мне ваши деньги.

– Но… может, вам хлеба купить?

– Что?

– Э… Я видела, как вас… наказывали плетьми на церковном дворе. Мне сказали, что вы украли хлеб.

Мужчина рассмеялся, и я увидела гнилой зуб.

– Больше народ слушайте! – Он закашлялся, затем пристально посмотрел на меня. – Я работал у того булочника. Он выгнал меня, не заплатив. Я взял то, что по праву моё. Я не вор.

Мужчина отдал честь, развернулся и зашагал куда-то в противоположную сторону. Я постояла немного. Капельки дождя оседали на асфальте, прохладный ветерок неприятно обдувал оголенные участки кожи. Я понимала, что нужно торопиться, чтобы не попасть под ливень, грозившийся пролиться в ближайшие полчаса, но мне никак не хотелось отпускать этого мужчину.

– Постойте! Подождите! – кричала я, догоняя его.

За те несчастные секунды, пока я шла до него, начался сильный дождь. Мужчина пригласил встать под козырьком какого-то дома. Люди, которые оказались поблизости, смотрели на нас во все глаза.