Обратный отсчет
Шрифт:
— А мне какая разница — туркмен ты или потомок Тунгусского метеорита? — рассмеялся Хантер. — На, держи! — Он бросил парнишке индивидуальный перевязочный пакет. — Перевяжи руку, а потом бери своих ишаков и беги со всех ног за вон ту горку, там самое безопасное место! И не вылезай, пока мы со своей «броней» не уедем. Буру, бача!
Он посмотрел, как парнишка скачет по камням, словно заяц, ежесекундно оглядываясь и все еще опасаясь выстрела в спину. Ослы, будто сообразив, что и у них появился шанс, не отставали от своего погонщика.
— Помни Шекор-турана! — заорал Хантер, вскинул ствол автомата к небу и одной очередью высадил магазин на сорок пять патронов. — Обратный отсчет!!! — сипло орал он под грохот выстрелов. — Обратный отсчет!!! Пятьсот два, пятьсот один, пятьсот, четыреста девяносто девять!..
— Отпустил? — вполголоса спросил Дыня, как только Александр догнал роту на разбитом проселке.
— …Четыреста девяносто восемь, четыреста девяносто семь, четыреста девяносто шесть, — вместо ответа вслух считал замполит, хитро подмигивая ротному.
— Ну, раз так, тогда уж — четыреста девяносто пять, — засмеялся Дыня, обнимая друга за плечи. — Четыреста девяносто четыре, четыреста девяносто три… — Обнявшись, они зашагали рядом, пока их обоих едва не сбила с ног мощная ударная волна — рванули душманские эрэсы…
В базовом лагере, куда в конце концов добрался поредевший батальон, в палатках была приготовлена баня. Горячая вода и мыло, которых десантники не видели почти месяц, — это было счастье… Всех переодели в новую форму, заранее заготовленную вещевой службой, десантники нацепили ордена и медали, которые нашлись практически у каждого.
— Петренко! — бодро воскликнул комбат, возвратившись с совещания у комбрига, изрядно поддав. — А к тебе, между прочим, жена на Кушку приехала, с той стороны границы звонили! — махнул он куда-то на Север.
— Так я пошел! — Петренко вскинул на плечо автомат и молча двинулся в направлении, указанном Дядей.
— Стой! — Иванов схватил его за ремень и притянул к себе. — Смотри-ка, вроде не пьяный… Ты в своем уме, Шекор-туран?! Восемь километров, в одиночку, по-темному?! К утру одни только уши твои будут валяться у границы!
— А мне теперь по х..! — вырвался Хантер, продолжая про себя символический отсчет: «Четыреста девяносто два, четыреста девяносто один…» — Все равно пойду! Задолбала меня эта война, эта армия, это оружие! — Он швырнул на землю автомат. — Я домой хочу!
— Стой, Шекор, стой! — понял его Дядя. — Я понимаю — ты устал, измотался, хочешь домой. Ты давно ведешь свой обратный отсчет, и мы тоже, каждый по-своему. Подожди, друг, время работает на нас, и его уже никто не остановит. Завтра! А пока давай пройдемся по «копью», ты выспишься, а прямо с утра, как на крыльях, полетишь через границу к своей Афродите!
Уговоры подействовали. Осушив стакан спирта, Хантер наконец отключился до утра. В ту ночь ему не снилось ровным счетом ничего, и только сердце неустанно отсчитывало минуты и секунды…
Утром войска погрузились на «броню», развернули знамена и, блестя орденами и медалями, двинулись через границу. За мостом через реку Кушка, которая в Афгане носит иное имя, их встречал огромный сводный военный оркестр. Музыкантов было человек триста, но музыки никто не слышал — рев двигателей и лязг траков перекрывали все звуки.
Отдельный десантно-штурмовой батальон покидал афганскую землю замыкающим, поэтому женщинам, встречавшим их на туркменской стороне, пришлось изрядно надышаться дизельным выхлопом и пылью под голодными взглядами тысяч мужских глаз. Хантер пристально всматривался в обочины, ожидая увидеть такую родную стройную фигурку… Вот его БМП-2Д приблизилась к «фарватеру» — прямо посреди моста погранцы намалевали широкую белую полосу, символизирующую границу между двумя государствами.
— ДЕСЯТЬ, ДЕВЯТЬ, ВОСЕМЬ… — стучал таймер обратного отсчета, отмеряя все сразу: секунды, метры, удары сердца. — СЕМЬ, ШЕСТЬ, ПЯТЬ, ЧЕТЫРЕ… — За мостом его напряженный взгляд уже выхватил несколько женских фигур. — ТРИ, ДВА, ОДИН!.. — И боевая машина, победоносно грохоча траками, вкатилась на территорию Союза ССР.
— Ур-ра-а-а!!! — расслышал Хантер сквозь грохот сумасшедшие крики десантников. Нескрываемое счастье светилось на их лицах.
Слезы застлали его глаза, в одно мгновение он вспомнил все: пылающие БМП четвертой роты; вертолеты с «двухсотыми» на борту, взмывающие в небо над Темаче; падающие в темную воду кяриза мертвые тела; похороны Нефедова в Ташкенте; МАЗ Побратима, устремляющийся в пропасть; изувеченные тела «союзных балбесов»; вспышку разрыва «Мальвины», в которой сгорел обреченный Стингер…
Счастье еще, что на нем были темные очки и никто не мог видеть слез Шекор-турана…
Очнувшись от внезапного наваждения, Хантер принялся вглядываться в женские силуэты за полосатым пограничным шлагбаумом, поднятым для проезда техники. И как только колонна миновала рябую деревяшку, у десантников возникло впечатление (механики-водители даже сбрасывали скорость и начинали протирать глаза), что по обе стороны дороги внезапно возник цветник — милые и радостные женские лица, стройные фигуры в ярких нарядах… Со всех концов огромной страны сюда, в самую южную ее точку, съехались жены и подруги, матери, сестры и дочери тех, кто возвращался к мирной жизни из жаркого во всех отношениях Афганистана…
Внезапно Александру стало не по себе — на левой обочине, в легком цветастом платье стояла… в позе Сикстинской мадонны… его жена Ядвига с маленькой Анечкой на руках. Опустив дочурку на землю, супруга забросила букет роз на броню его БМП и картинно послала мужу воздушный поцелуй. Аня жестикулировала и вертела головкой, пытаясь отыскать отца среди одинаково одетых и черных, как негры, военных дядек.
Десантник, поймавший букет, передал цветы замкомбата — должно быть, ошеломленное лицо Хантера говорило само за себя. Однако «броня» упорно продвигалась дальше, и справа, среди радостных женских лиц, его взгляд моментально выхватил лицо Афродиты и ее чудесную легкую фигурку в блестящем «монтановском» платье, подаренном им год назад. Букет пышных гладиолусов взлетел в воздух, как противотанковая граната, и угодил прямо в руки капитана Петренко. Афродита что-то прокричала, радостное и взволнованное, но в хаосе звуков — гремел оркестр, рычали двигатели, звучало одновременно множество голосов — он ничего не разобрал. Вскоре счастливое Галино лицо исчезло «за кадром».