Обратный отсчет
Шрифт:
— Я знаю, что он имеет право быть со своей дочерью! Вы не понимаете! Она получает угрозы! Мы оба получаем! А вам кажется, что это несерьезно! Ей прислали…
До меня снова доносится голос Мартинес, однако слов не разобрать. Бен пытается ее перебить, но у него это не получается. Вдруг он заканчивает разговор и убирает телефон от уха.
Он побледнел.
— Что? Что случилось? — спрашиваю я.
— Она только что обвинила меня в том, что я в этом всем замешан. Дескать, подозрительно, что я впустил вас к себе, и уж не охочусь ли я за деньгами сестры?..
Я встаю, не зная, что сказать.
— Бен, мне так жаль…
Он смотрит мне прямо в глаза:
— Моя сестра умерла, а она думает, что мне нужны ее деньги.
Очень знакомо. Я уже знаю, как быстро Мартинес делает выводы и швыряется подозрениями, словно кинжалами.
— Понимаю, каково вам…
— Думаю, что понимаете… — он накручивает прядь волос на пальцы. — А знаете, что самое ужасное? Я пытался рассказать ей о фотографии и о записке, но она не стала слушать! Как будто просто не хочет слышать. И в этом есть что-то очень неправильное. Очень, очень неправильное.
Я опускаю глаза. Меня это все не удивляет. Как дежавю, которое на этот раз происходит не со мной, а с другим человеком.
— Бен, — говорю я, — Мелисса была в машине Грега. Вероятно, она за этим стоит. Но мы ничего не знаем, и все бессмысленно. Есть записка, она указывает на Донну. Мы мало что в силах сделать, чтобы проверить Мелиссу, мы не знаем, где она живет. Зато могли бы поговорить с Донной. Застать ее врасплох.
— И скрыть от Мартинес? Морган…
— А что мы теряем? Куинн забрали. Я точно подозреваемая, похоже, и вы теперь тоже. Мартинес не на нашей стороне. Только мы ищем ответы ради себя и ради девочки.
Я нахожу адрес склада онлайн-магазина Донны, где она и живет, и Лейтон вбивает его в навигатор. Мы едем в Кеношу, Висконсин, что в полутора часах езды от Чикаго.
Бен решил, что мы поедем на его машине, поскольку так меньше шансов, что за нами проследят. Если Донна виновата, скоро все будет кончено. Для нее или для нас. Бен постоянно проверяет в зеркало заднего вида, не едет ли кто-нибудь за нами, а я смотрю, нет ли в каком-либо из автомобилей позади рыжей женщины.
Пока он смотрит на дорогу, я могу вволю разглядывать его. Он не мускулист, а худощав и, наверное, поэтому до сих пор немного похож на подростка. Я знаю, что его давит чувство вины перед Николь, но говорить со мной об этом он не станет. Про Куинн тоже. Мы оба не будем упоминать Куинн, хотя и беспокоимся о ее судьбе.
Он включает радио, я слушаю песню «Голд-плэй» — «Йеллоу». Потом он говорит:
— Не могу поверить, что Мартинес подумала, будто я мог свою сестру погубить из-за денег.
Я вздыхаю:
— Бен, это такой классический мотив… Я прекрасно знаю, как опасны деньги. Как далеко можно зайти, чтобы получить их.
К моему удивлению, Лейтон отвечает вопросом:
— Почему вы вышли за Райана?
И я говорю, удивляясь уже самой себе:
— Я его любила. Простое объяснение сложных эмоций.
Помню, как я в первый раз увидела его кривую усмешку и как сильно влюбилась.
— Моя мама собиралась уходить на пенсию через пару лет, отец работал водопроводчиком. Ей платили пособие, но им надо было вложить деньги. Райан работал финансовым консультантом в банке. Он помог мне, выслушал меня. Очаровал, как может очаровать обаятельный социопат. Притворился, что очень заинтересован моей социальной работой и очарован моей любовью к второсортным комедиям. Я ему помогла основать страховой фонд. Глупая была.
— Или доверчивая.
— Это одно и то же.
Я улыбаюсь, и он улыбается тоже. Он очень привлекательный мужчина. Холостяк, ни бывшей жены, ни детей. Ни девушки, ни парня. Одинокий, как я.
— Почему вы один, Бен? — спрашиваю я.
Он поворачивает на шоссе, ведущее к трассе Милуоки — Интерстейт 94, смотрит на дорогу.
— Вся моя жизнь проходит в больнице. На какую-то социальную активность просто нет времени.
— А вы хотели бы иметь семью?
Лейтон глядит на меня:
— А вы до сих пор хотите?
— Отвечаете вопросом на вопрос? Ловко.
Помолчав, я решаюсь на откровенность:
— Да, все еще хочу.
С Беном ехать комфортно. Он терпеливо пропускает в наш ряд другие машины, ждет своей очереди, не раздражаясь.
На красном светофоре он поворачивается ко мне. Я съеживаюсь под его пристальным взглядом.
— Даете мне честное слово, что вы ничего не делали с Николь?
Я киваю:
— Даю честное слово. А вы обещаете не скрывать от меня того, что мне нужно знать?
— Если бы я хоть что-то знал, то прежде всего сообщил бы об этом вам.
Слова Бена правдивы, кажется, он начал полагаться на меня. И я понимаю, что наше доверие взаимно. Это чувство не выразить словами. Но что, если он не такой, каким кажется? Если я снова угожу в западню, я не выберусь из нее. «Пожалуйста, будь таким хорошим, как я о тебе думаю!» — мысленно молюсь я.
Мы замедляемся и попадаем в пробку.
— Ну вот, только начали ехать быстро, — говорит Бен. И продолжает серьезным тоном: — Морган, я вас плохо знаю, но судя по тому, что я видел, вы ставите свои интересы на последнее место. Так всегда поступала моя мать. Все с ней чувствовали себя спокойно, чувствовали себя хорошими и любимыми. И вот вы оказались рядом с Николь. На вашем месте мог быть кто угодно, но я рад, что это вы. Райан был идиотом, — улыбается он.
Я смеюсь, но мне все-таки грустно.
— Я тоже. До сих пор думаю: могла бы я его спасти, если бы прислушивалась к своей интуиции?
— Нельзя спасти того, кто не хочет быть спасенным.
Бен встряхивает головой, волнистые пряди падают ему на глаза.
— Да мне ли об этом говорить! Я всегда думал, что женюсь, что появятся дети, но у меня совершенно невозможный график работы, и женщинам, с которыми я встречался, надоедало просыпаться среди ночи от сигналов моего пейджера, — он смотрит на меня. — Вам его не хватает?