Образование будущего. Университетский миф и структура мнений об образовании XXI века
Шрифт:
Мир существенно изменился не только в XVI–XVII вв., когда появилась наука, он изменялся и потом. Наука взяла у церкви высшие интеллектуальные функции — создавать и предоставлять обществу базовую картину мира. При этом заимствовании науке пришлось также – хотя бы частично – взять на себя и другие мировоззренческие функции, которые прежде несла религия: определение целей и ценностей. Происходит это независимо от желания самой науки или учёных, не потому что кто-то хочет определять ценности, а просто по факту: тот институт, который рассказывает о картине мира, наделяется также функциями целеполагания и установки ценностей. В этом смысле наука начинает выполнять функции религии – и в ней разочаровываются как в религии, так что возникает постсекулярная наука. После периода натиска наивного позитивизма и сциентизма люди поверили
Сейчас мир вступает в стадию, когда в науке как религии многие разочаровываются и снова начинают искать жизнеустроительные ценности вне мира науки. Понятно, что язык, религия и искусство, которые в основном составляли сферу культуры в прежней цивилизации, никуда не исчезли – речь о том, что теперь выполняет те функции, которыми они когда-то обеспечивали социальный мир. По привычке мысленный взор говорящих о том, откуда берётся картина мира, всё ещё обращается куда-то «туда», к мировым религиям и великим произведениям искусства. Но не к рекламе. Не к новостным выпускам, документальному телевидению, нескольким жанрам интернета.
С образованием всё совсем не так понятно, как кажется. Значит, у этой социальной машины функцию создания социальных стереотипов взяла реклама в составе медиа, устойчивую картину мира создаёт новостной контент. Что ещё делает школа – точнее, делала прежде и, согласно устаревшим представлениям, делает и теперь?
Тривиально называемая функция школы – источник знаний. Считается, что то, что знает человек о мире, он знает из школы. Каков ёжик, кто такое корова, что есть самолёт и прочее. Чтобы разобраться, надо вспомнить о кривой знаний: как соответственно возрасту получают новые знания. Нормы прироста знаний отличаются в разных культурах. В советской культуре принято было набирать их постепенно, почти линейно – всё больше и больше, от первого класса к десятому и далее в университете, если кто ищет дальнейшей специализации. В очень многих западных культурах ситуация иная – там кривая больше походит на экспоненту, там можно видеть быстрый взлет кривой специализации. Грубо говоря, в школе выучивает довольно мало (по привычным для России меркам), и получается человек «почти неграмотный», а в случае, если ему надо (университет, он выбрал карьеру учёного) происходит очень быстрый набор специализации, так что на выходе высота знаний в специальной области примерно та же, что у советских аспирантов.
За счёт чего возможен такой быстрый набор знаний с низкой базы? Понятно: мотивация. Это основное горючее всякого образования, и при рассуждении об устройстве образовательной машины надо прежде всего интересоваться, за счёт чего она будет двигаться, говорить о мотивации учащихся. На Западе (здесь нет попытки рассказать обо всех деталях, тут очень общий взгляд) как-то так: уже взрослый человек, умеющий себя заставлять, может набрать специализацию с низкой базы, а если он не может упорно заниматься, значит, ему не так уж надо – он останется внизу (по сравнению с кем? в том обществе все такие, говоря, опять же, упрощённо; если по деньгам, так и совсем не внизу). Он останется с невысоким образованием, и есть множество привлекательных карьер, которые ему доступны.
То есть в современном мире функция «источника знаний» у школы ослаблена. А какие же сейчас у школы функции? Это не известно, это следует изучать, эти знания не «даны», и нужна специальная исследовательская работа, чтобы понять, что же делает школа в современном обществе. Нигде не «написано», что она делает. Не притворяется, что делает, а в самом деле делает, потому что это реальная социальная функция.
Насколько можно понять, одна из важных функций современной школы – функция «счастливое детство». Это социализация прежде всего, умение контактировать с разными сверстниками и учителями, умение организовать свою работу – не важно, какую, просто некие навыки самоорганизации и общения. Это происходит под прикрытием обеспечения «суммы удовольствий», и важным приобретаемым умением будет умение симулировать получение удовольствия от того, что считается правильным способом получения удовольствия – то есть опять же функция социализации. Стереотипами («теорией») эту школьную функцию снабжает реклама и некоторые другие социальные машины, а практические занятия с живыми людьми проходят в школе.
Если продумать эту и другие реальные социальные функции института «школа», то образовательная машина, конечно, будет выглядеть совершенно для нас непривычно. У неё другое горючее и иные функции. Привычно думать, что горючее – деньги. Привычно думать, что функция – получение детьми знаний на уроках. Да, некоторую часть содержания и побочную функцию «базовых знаний» дети берут в школе и берут у науки; стереотипы, как уже не раз говорилось, берут у рекламы, мультиков, из фильмов. Но основная функция обычной школы – социальная практика и некоторые навыки самодисциплины, при этом навыки самодисциплины даются не в унылой муштре, а на фоне иного общего отношения: детство должно быть радостным, то есть это дисциплина не внешней муштры, а именно внутреннего умения с собой договориться, притвориться, произвести коррекцию характера, чтобы он был пригодным для социального общения.
Появляются новые функции и у других институтов. У науки появляется новая для неё функция Et vidit quod esset bonum («увидел, что это хорошо»); это специальная область подтверждения неколебимым авторитетом. Наука занимается высшими познавательными функциями, определяет устройство мира, и поэтому служит высшим авторитетом для утверждения о правомерности устройства социального мира. Ведь если бы в мире что-то было совсем нехорошо – наука, конечно, давно бы этим занялась, не так ли? Наука отгоняет астероиды, препятствует финансовым кризисам, добивается бессмертия, отвечает за равномерное и справедливое распределение благ… Она ведь умная и умеет, кто же ещё. С обществом наука говорит посредством своего предстоятеля – масс-медиа, которые сообщают обывателям позицию науки по тому или иному вопросу, и общий смысл всех таких сообщений один: не волнуйтесь, всё хорошо, мы в курсе и следим за этим. У искусства тоже есть новая функция – эксперименты с ценностями, нечто вроде экспериментальной этики, проработка «где ещё не так сильно жжётся, так что можно ещё усилить». Эти функции можно было бы рассматривать как дополнительные – но ситуация меняется. Скажем, в начале XX века можно было социально-подтверждающие функции науки рассматривать как дополнительные по отношению к чистой науке, а в начале XXI – чистой науки практически нет, а прежние дополнительные функции стали важнейшими.
Ситуация в социуме меняется в том числе и в зависимости от того, какой именно институт выполняет «ту же самую» функцию. Например, когда ценности диктовала церковь, не было национализма (речь не о том, что всё было хорошо, многое было плохо, просто – вот отличительный признак, такой важной вещи практически не было). Когда ценности стали диктовать институты образования, ситуация стала иной (и, кстати, появился национализм, хотя прямой связи тут нет, только косвенная). Теперь, когда ценности диктуют медиа, причём в основном и в первую очередь диктуют рекламой и новостями, а затем уже фильмами голливудов, нетфликса и т. п. – ситуация снова стала иной. Это не просто иные ценности, там меняются и точки приложения сил, эффекты и проч.
Так что теперь социальные функции выполняют непривычные институты, и у образования остаются занятные, редко вспоминаемые функции. Например, функция создания традиции. Дело в том, что мир медиа дискретен и «беспамятен», что угодно можно отменить, объявить небывшим и ошибочным, ложным, следующий (завтрашний) кадр или выпуск новостей может просто не совмещаться с предшествующим – непрерывность не входит в число свойств медиа (они вездесущи, но не непрерывны, у них непрерывна трансляция, но содержание фрагментарно и непоследовательно). Так вот, институт, который выбубни-вает традицию – это по-прежнему образовательные институты, школа и т. п. Но это же совсем другое дело – одно дело, когда некий институт является источником знаний и местом внушения социальных ценностей, и другое – когда идёт простое поддержание традиции, даже обозначение – раз бубнят в школе, значит, это входит в традицию. И тогда интересно: какой традиции, чего традиции и насколько эта функция осознанно и хорошо выполняется.
Это совсем новый мир, нетривиальный и никем не описанный, при этом – окружающий, повседневный и «обычный». Привычные представления о том, как устроен социальный мир, очень устарели, и только отсутствие картины прежней социальной жизни (с функциями, какие институты что обеспечивают) не позволяет заметить, как же всё изменилось. Ведь названия остаются прежними (школа, университет и пр.), а функции меняются и место среди прочих институтов – тоже меняется. Причём технологии – лишь средство достижения целей, а вовсе не ведущий фактор, так что представление о ведущей роли технологий – не более чем непродуманное суеверие. Впрочем, это форматное суеверие, это входит в транслируемую через медиа картину мира. Говоря другим языком, представление о роли технологий в социальном развитии – идео-логично, это господствующая идеология.