Обреченная невеста
Шрифт:
Всю жизнь Чевиот наживал себе больше врагов, чем друзей. О нем ходили всякие слухи, и женщины боялись его, однако мужчины считали его интересным, а женщины соперничали друг с другом за его внимание. Выйти замуж за Чевиота и стать хозяйкой Кедлингтона, самого красивого особняка в Бэкингемшире, стало бы триумфальной победой для любой.
Высокие деревья в парке неясно прорисовывались в тумане. Чевиот замедлил шаг и подъехал поближе к вершине холма. В домике сторожа мерцал огонек. Здесь было тихо. Даже звуки охотничьего рога и какофонии рычащей кровожадной своры в лесу не доносились сюда.
Холодный безжалостный дождь хлестал Чевиота по лицу. Неожиданно его конь остановился, тихо заржал и чуть было не сбросил на землю ничего не подозревавшего всадника. Однако Дензил все же удержался в седле и жестоко обругал испуганное вспотевшее животное. Неожиданно сквозь завесу дождя он увидел две фигуры: мужчины и женщины. Они стояли, обнявшись, прикрывая, как крестьяне, свои головы мешками, чтобы укрыться от дождя. Должно быть, они прятались у изгороди, и конь Чевиота испугался, когда они внезапно появились в сгущающемся тумане.
– Какого черта, что вы здесь делаете? – бешено крикнул его светлость.
Мешки, накрывавшие головы, упали на землю, и Дензил увидел, кто были эти двое. Юноше было самое большее лет двадцать; он поддерживал горбатую девушку, голова которой едва достигала его плеча. Они были неплохо одеты: на юноше были поношенный костюм и плащ; на горбунье тоже был длинный плащ, а на голове – шляпка. Они оба промокли до костей и были перепачканы грязью. Чевиот, глядя на них сверху вниз, почувствовал, как его гнев проходит, и засмеялся.
– Неудивительно, что Аполлон до смерти испугался. В жизни не видел таких призраков, – прогремел он. – Какого дьявола вам, двум пугалам, нужно в такую погоду здесь, в Кедлингтоне?
Юноша, подойдя поближе, произнес:
– Сэр, кто бы вы ни были, вам не следует оскорблять ни меня, ни мою сестру.
Его голос явно принадлежал образованному человеку, и в нем слышалась нотка гордости. Это удивило Чевиота. Он смахнул с глаз дождевые капли и пригляделся получше. Теперь он заметил, что у юноши было болезненное, но красивое лицо с большими глазами; копна его светло-коричневых кудрей намокла, и волосы растрепались от ветра. Несомненно, это был не крестьянин. Чевиоту стало любопытно.
– Кто вы такие… что вам нужно на моей земле? – спросил он.
– Меня зовут Певерил Марш. Это моя сестра Элспет.
– Что вы здесь делаете в такую бурю? – повторил Дензил свой вопрос и взглянул на горбунью. Неожиданно она тихо застонала и покачнулась. Юноша поддержал ее, затем положил на обочину дороги, опустился рядом с ней на колени и воскликнул:
– Ах! Ради Бога, Элспет, возлюбленная сестра!.. Дензил нахмурился. Он понял, что это был не просто обморок: несчастная девушка была больна. Он ненавидел болезнь в любой форме, но даже он, не будучи склонным к милосердию, не мог уехать и бросить такую молодую беспомощную пару на милость наступающей ночи. Погода становилась все хуже и хуже. Он крикнул юноше:
– Что с ней случилось, скажи, ради Бога? Что вам здесь надо?
– Моя сестра умирает, – хриплым голосом сказал он и поднял бледное мокрое от дождя и от слез лицо. – О Боже, я не должен был разрешать ей покинуть Лондон и отправиться в такой дальний путь!
– К кому вы приехали?
– Миссис Инглеби из Уайтлифа, сэр.
– Уайтлиф? Это в миле отсюда.
– Да, сэр. Мы заблудились. У нас не было денег взять экипаж, так как мы все истратили на дорогу из Лондона в Монкс-Ризборо.
– Кто такая миссис Инглеби? Я никогда не слышал о ней.
– Это тетя моей матери, сэр, – начал объяснять юноша. – Но она уже двенадцать месяцев как умерла. Мы об этом не знали и надеялись пожить у нее. Узнав, что ее больше нет, мы пошли пешком, собираясь попросить кого-нибудь подвезти нас. Один дровосек указал нам неправильный путь, и вот мы здесь. Мы не можем больше идти, а моя сестра при смерти.
Он добавил, что Элспет уже долгое время больна, но он надеялся, что загородный воздух придаст ей сил. Юноша объяснил, что он художник, но у него не было возможностей использовать свой талант, поскольку он был единственной опорой семнадцатилетней сестры-инвалида после смерти родителей. Он зарабатывал на скромное существование в Чипсайде у мастера, изготовлявшего рамы.
Это было не интересно Чевиоту, но он сказал:
– Я пришлю людей с лошадью и телегой, они подберут вас. Вы можете провести эту ночь в Кедлингтоне в помещении для прислуги. Но мне кажется, что твоей сестре больше подойдет могила, судя по тому, как она выглядит, – грубо добавил он.
Юноша, назвавший себя Певерилом Маршем, бросил бешеный взгляд на огромную темную фигуру. Его щеки покраснели от гнева и отчаяния. Но он снова обернулся к распростертому телу сестры и осторожно развязал завязки ее шляпки. Чевиот взглянул на нее краем глаза и внезапно увидел лицо необыкновенной красоты. Оно не сочеталось с горбатой спиной, но все же, подумал он, она был удивительно красива. У нее были те же большие глаза, что и у юноши, и длинные золотистые локоны. Но лицо ее было бледное как смерть, в ее губах не было ни кровинки.
Лорда Чевиота всегда привлекала женская красота. К тому же он был суеверен и имел какой-то болезненный интерес к горбунам. Существовало поверье, что если потрогать спину у горбуна, то это принесет удачу. Он соскользнул с седла, наклонился и положил руку на спину девушке. Ее глаза мгновенно открылись, и она взглянула ему в лицо. Взгляд был такой особенный и глубокий, что у Чевиота появилось какое-то странное чувство.
– Почему ты на меня так смотришь, бедняжка? – тихо спросил он.
– Судьба, – слабым голосом проговорила она. – Я знаю вашу судьбу, сэр. Я ясновидящая.
– О чем она говорит? – грубо спросил Дензил юношу.
Певерил, с любовью глядя на горбунью, произнес:
– Моя сестра обладает даром пророчества. Она умеет предсказывать будущее.
Теперь Чевиота охватило любопытство. Дождь, ветер, холодная темнота этого октябрьского вечера – все отошло куда-то прочь. У него появилось эгоистичное желание узнать о том, что его ожидало, и он опустился на колени рядом с девушкой.
– Расскажи мне, что ты видишь? – потребовал он голосом человека, привыкшего к беспрекословному повиновению ему.