Обреченное начало

Жапризо Себастьян

— Если ты оставляешь квартиру на улице Вуду, оставь ее мне, — настаивала сестра Клотильда. — Я буду платить за нее, ты же знаешь.

Мадлен пожала плечами, засмеялась.

— Да пожалуйста, — сказала она, — но зачем она тебе? Просто ума не приложу, зачем она тебе понадобилась?

Сестра Клотильда притянула Мадлен к себе.

— Я смогу давать там уроки, немножко подработать. Мне стыдно просить у родителей деньги на мелкие расходы.

Потом добавила:

— Ты знаешь, что я покупаю кучу книг? Их надо где-то хранить. Конечно, жить я там не буду, но когда мама приедет навестить меня из Лиона, ей

будет, где остановиться. Я тогда смогу чаще ее видеть. Понимаешь? Для этого квартира мне и нужна. Прошу тебя.

Мадлен с улыбкой остановила ее жестом:

— Хорошо, хорошо. Возьми ее, и не будем больше об этом говорить. К тому же, мне не хочется устраивать себе лишние хлопоты, продавая ее. Не нужно было вообще ее покупать! Бери, если это доставит тебе удовольствие. Тебе это доставит удовольствие?

— Даже представить себе не можешь, какое! Ты моя лучшая подруга!

— Хорошо, хорошо, — сказала Мадлен. — Только там куча вещей, беспорядок. Ты же меня знаешь, я такая неряха.

— Не думай об этом. Я все уберу. Мне и нужна-то будет всего одна комната.

— Договорились. Там в шкафах куча всего. Оставляю тебе. Не захочешь — выброси. Я ужасная неряха. Помнишь, какая я была неряха в монастыре? Ой, пора бежать. Опаздываю.

Мадлен поцеловала подругу, взяла за руки:

— Ты придешь завтра? Приходи завтра вечером. Я буду ждать тебя, хорошо? Покажу тебе фасон платья, которое я надену на свадьбу.

Сестра Клотильда удержала ее, чтобы убедиться, что они договорились. Все получилось так легко и быстро…

— Решено. Решено. Приходи завтра, и я до отъезда отдам тебе ключ. Но скажи мне, сестра моя, у тебя не будет неприятностей с настоятельницей?

Откуда настоятельница про это узнает? Она умела теперь так хорошо лгать и скрывать правду.

— Нет, я все устрою, мама обо всем договорится.

— Хорошо, хорошо, — сказала Мадлен, вытаскивая сестру Клотильду за собой в коридор и снова целуя на пороге. — Жду тебя завтра, ладно? Я так рада тебя видеть. Всегда рада. Правда, мне очень повезло? Кажется, мне невероятно повезло. Скажи, как я выгляжу? Действительно, мне очень повезло.

— Ты очень хорошо выглядишь, — сказала сестра Клотильда, — у тебя очень счастливый вид.

Мадлен ушла, оглядываясь на каждом шагу и помахивая на прощанье рукой, а монахиня стояла у дверей, пытаясь скрыть свою радость, — в ушах у нее, затихая, звучали слова Мадлен о том, как она счастлива.

— Иди, Мадлен, ветреное дитя, потерявшее голову от счастья, иди.

«О, Дени, почему ты не приходишь? Ты появишься сегодня вечером? Ты знаешь, я ведь больше не стыжусь своей любви? Ты знаешь, что теперь у нас все будет хорошо, что все устроилось?»

Мадлен исчезла, а сестра Клотильда все стояла над собственной тенью, изломанной каменными ступенями лестницы, и думала о Дени, представляя, каким она увидит его в этой квартирке, скрытой от посторонних глаз, каким она хочет его увидеть… А если он не придет вечером? Вообще больше не придет? Тогда она сама пойдет к нему, да, сама пойдет, сегодня же. Она может подождать его у ворот школы. Она не станет сегодня проверять работы, только и всего. Да, она пойдет к нему, она увидит его сегодня вечером.

Можно ли унять дрожь в теле, идти размеренным шагом, когда сердце рвется от радости? Можно ли подавить крик, не упасть без

чувств, думая обо всем этом? Одновременно она с удивлением поймала себя на непроизвольном жесте, которым поправила накидку, игриво высвободив прядь волос. Она увидит его сегодня вечером.

Когда Дени вышел из школы в шеренге учеников, первой, кого он увидел, была сестра Клотильда, стоявшая возле черных ворот, на фоне которых контрастно выделялось ее платье. Она была в трех десятках шагов от него, среди других ожидавших, их разделяло пространство двора, но Дени ощутил в ней такое же смятение, какое чувствовал в себе. Приближаясь к ней в шеренге, он отвел глаза, чтобы ненароком не лишиться чувств. По сигналу воспитателя ученики разбежались в стороны, крича и жестикулируя, радуясь возможности размяться после бесконечного учебного дня. Дени хотел, чтобы сейчас Дебокура не существовало, чтобы он умер, умер навеки и был закопан глубоко-глубоко под землей. Но новичок с мерзкой улыбочкой на своем фальшивом лице уже хлопал его по плечу.

— Видел? — сказал Дебокур. — Она здесь!

Дени сжал кулаки. Он так боялся побледнеть, что у него запылали щеки.

— Видел, конечно, видел.

— Не подойдешь? Нужно подойти, старина.

— Сам знаю, что мне делать. Мне хватает и того, что я вижусь с ней в ее комнате.

Ведь должен же он был каким-то образом с честью выйти из положения? После этой фразы Дени почувствовал себя еще хуже, но ведь он произнес именно то, что должен был произнести. Все правильно. Дебокур пожал плечами, разглядывая монахиню, его деланная улыбка придавала ему дурацкий вид, словно лицо у него свело судорогой. Дени взял Дебокура под руку и потащил на двор для игр, а потом, передумав, направился к группе девочек, поджидавших старшеклассников. Они вместе вышли за ворота и прошли мимо монахини, Дени даже не вздрогнул — сжимая кулаки, он не отрывал глаз от девочек. Главное, чтобы Дебокур не смог подойти близко к сестре Клотильде и увидеть, что в прошлое воскресенье Дени просто бахвалился. Главное, спасти положение, иначе Дебокур не преминет отпустить на его счет непристойную шуточку в классе. Он остановился возле самой крупной девицы, от которой разило одеколоном и чем-то еще, терпким сладковатым, вызывающим тошноту. Отпустил руку Дебокура.

— Ждете кого-то? — сказал он.

Кинул украдкой взгляд на своего спутника.

— Разумеется, я кого-то жду, — сказала девица. — И вам не поздоровится, если будете здесь стоять, оночень ревнивый.

— Не волнуйтесь, — сказал Дени. — Мне только хотелось услышать ваш голос.

Она повела плечом и повернулась к одной из подружек.

— Эти молокососы, — сказала она, — считают, что им все позволено.

— А он хорошенький, — сказала подружка. — Такой котик!

Остальные подошли к нему и встали полукругом, держась за руки и хохоча, как сумасшедшие.

— Ведь правда, хорошенький? — повторила девица. — Посмотрите-ка на него. Господи, какой котик! Ты вечером свободен, мой хороший?

Дени начал смеяться вместе с ними, смеяться изо всех сил. Потом невольно повернул голову и увидел, что у черных ворот монахини больше нет. Ученики уже расходились, новые выбегали из школы. Дени вдруг перестал смеяться и огляделся по сторонам — она исчезла.