Обреченность
Шрифт:
— Я твоя, Коул. Возьми меня.
Пять слов. Пять слов, которые освобождают меня.
Он стремительно обхватывает мои волосы, и я чувствую натяжение кожи моей головы, когда он наматывает их на свой кулак. Одна его рука в моих волосах, другая оборачивается вокруг моей шеи. Его большая ладонь опаляет мою кожу, его длинные пальцы сильно врезаются, ограничивая мой воздух.
Вздох застревает в моей груди, и он использует этот момент, чтобы выпустить мои волосы и сильно шлепнуть меня.
— Скажи мне, принцесса, — его хриплый, скрипучий голос щекочет моё ухо. — Ты намокаешь, когда я не даю тебе дышать? — рука собственнически сжимает мое горло, в то время как
— Ах, принцесса. Я знал, что в тебе есть немного тьмы, желающей вырваться на свободу.
Он резко отпускает моё горло и захватывает мой задыхающийся рот в зверском поцелуе. Его язык глубоко погружается, доминируя надо мой, и ворует последние остатки воздуха из моих легких. Я ощущаю себя так, как будто могу пройти через безумное использование моего тела для его удовольствия и при этом реализовать всю власть, что я держу в своих руках. Моё подчинение — по-прежнему сильнейшее возбуждающее средство.
Имитируя толчки языка, его талантливые пальцы глубоко погружаются в мою киску, находя скрытые места, наполняя их электричеством, и каково это — чувствовать волны пульсирующего удовольствия от моей сердцевины, проносящиеся через всё моё тело.
Разрывая поцелуй, он кусает мои губы, затем шею, прикусывая мои плечи — отмечает моё тело своими зубами.
К тому моменту, когда его губы достигают моей попки и прикасаются к ложбинке на пояснице, я готова взорваться.
Словно ощутив это, его пальцы останавливают манипуляции, и его прикосновения полностью оставляют меня. Бессмысленный, порывистый и нуждающийся стон исходит из глубин моей груди, и он использует его как сигнал начать ласкать меня снова.
Разводя ягодицы в стороны, его теплый влажный язык обводит моё запретное отверстие, сводя меня с ума, мои бёдра совершают круговые движения, чтобы получить большее количество этих запретных прикосновений.
Он игнорирует мои попытки взять больше, чем он хочет дать, и перемещается ниже по моим складочкам киски, облизывая мою киску, как изголодавшийся. Его злой язык чередует подталкивание глубоко внутрь и порхание по моей нежной коже. Эффект сводит сума. Когда его руки скользят по моему переду, а его дьявольский большой палец начинает играть с моим клитором, я кричу после всего нескольких ударов, мои ноги сжимают его голову, моё тело неудержимо трясётся. Прежде чем я спускаюсь откуда-то из-под потолка, он заполняет меня одним жестким толчком. Его толстый член растягивает меня, касаясь тех частей, которые никогда не были затронуты прежде.
Боль, удовольствие — это слишком, и мои глаза слезятся под повязкой, мягкая ткань впитывает мои слёзы и сохраняет сильные эмоции в тайне.
Он не ждет, когда я приспособлюсь к его размеру, он безжалостно погружается в меня. Мои твёрдые соски трутся о мягкую кожу, в то время как он толкает меня всё дальше и дальше верх по скамейке, пока мой таз не оказывается вровень с краем. Добавляя трения моему чувствительному клитору — толкая меня ещё к одному оргазму.
— Коул, Коул, Коул, — молитва, заклинание, бессвязно слетающая с моего языка, с каждым мощным толчком его члена в мою киску.
Пока я издаю стоны, он молчит. Только его тяжелое дыхание даёт мне знать, что он под воздействием нашего совокупления так же, как и я.
Быстрее и глубже трахая, оставляя восхитительным образом синяки, которые, определенною, завтра будут болеть. Мне плевать на последствия, водоворот чувств в моём теле требует
Цвета более яркие, чем я когда-либо видела открытыми глазами, взрываются перед моим внутренним взором, когда другой оргазм накрывает меня. Моя киска сокращается вокруг его длины, когда его искусные пальцы присоединяются к агрессивному проникновению, вторя его члену, они протирают твердую небольшую измученную жемчужину сверхчувствительной плоти, которая уже находится в припухшем состоянии, спрятавшись в складочках киски.
Это уже слишком. Я не могу больше терпеть. Мой мозг словно пребывает в состоянии короткого замыкания, несмотря на крик моего тела:
— Да, больше. Да, ещё.
С одним последним зверским толчком мой ранее молчаливый муж ревёт моё имя, наполняя меня своим семенем.
Его тяжелый вес опускается на мою спину, больно прижимая мои связанные руки к коже, но мне всё равно. Это чувствуется правильно.
Его пот, покрывающий грудь, стекает на мою кожу, его член дергается глубоко внутри моей использованной киски, и его затрудненные вздохи вжимают меня всё глубже в скамью, ограничивающую мои движения. Это всё чувствуется таким правильным.
Слишком быстро он отстраняется, спешно освобождая меня от веревок на руках, мои конечности восстанавливают свою чувствительность с болезненным покалыванием, которое он успокаивает глубоким массированием, уговаривая мою плоть успокоиться, а боль утихнуть.
Позаботившись обо мне, Коул подхватывает меня на руки и несёт в кровать, снимая мою повязку и смахивая в сторону оставшуюся влажность на моих щеках.
— Вот ты где, принцесса, — его слова, нежный способ заботы обо мне — способ Коула произносить те вещи, которые никогда не будут произнесены. Вещи, которые он не способен озвучить, или, возможно, даже почувствовать. Слова и любовные банальности, которые большинство жён будут ежедневно ожидать, особенно после секса, — отсутствуют. У меня нет необходимости слышать их, я не нуждаюсь в устном подтверждении, поскольку я вижу их. Я вижу все вещи, которые он не может сказать. Фиолетовый в его ауре затмил похоть, смешиваясь с его тьмой в красивых облаках, которые более драгоценны для меня, чем любые слова. Спорим, ему даже не известно, как глубоко его обуяли чувства, или как много я стала значить для него.
Два месяца назад мы родились заново.
Он утонул ради меня.
Он отдал свою жизнь за меня.
Слова кажутся бессмысленными, учитывая эту жертву.
По требованию Люка, Коул и я исчезли. Наши безжизненные тела были восстановлены и транспортированы в убежище. Я понятия не имею, где мы, но мы не одни.
Анна — экономка «Хантер Лоджа», также здесь, с нами, исполняя любую нашу прихоть. Видите ли, мой муж — это не только монстр, но и спаситель.
Вместе с Анной Саймон — юный мальчик, которого я встретила месяцы назад в мои первые дни жизни с Хантерами.
Саймон — протеже Коула. Более того, он один из множества детей, которых братья Хантер спасли от жизни в ужасе, помогая им, руководя ими, обучая их и делая всё от них зависящее, чтобы собрать их разбитые жизни воедино. Также в убежище некоторые из оставшихся в живых после резни в «Крэйвен Холле». Те, у кого нет семей, чтобы возвратиться к ним, те, с кем Анна проводит всё своё время, пытаясь заштопать некоторые полученные раны. Эмоциональные раны, которые команда докторов Коула не смогла исправить швами и медикаментами.