Обреченные на смерть
Шрифт:
Это было преувеличением: он успокоится, он спокойно пойдет по следу своей искушенной жертвы. Но все это было как в кино.
— Я не ввожу вас в заблуждение. Завтра. Пожалуйста, — она сделала шаг вперед, потом еще один шаг и оказалась в центре «ямы» с песком и гравием. «Яма» была не очень большой, но казалось, что Джо Данте находится где-то очень, очень далеко.
Она была как бы в центре пустыни Нафуд. Казалось, что она потерялась.
Погас свет. На экране появилась псевдо-Ким Бесинджер. Она бежала по дороге через какую-то зловещую местность, где ей не следовало бы находиться одной. Об этом ей мог сказать любой человек, который хоть раз в жизни был в кино. По крайней мере, не в этом рваном платье. Платье на ней было мокрое, так же, как и волосы, из чего Каллен сделал вывод, что этот эпизод в фильме
Скорее всего Каллен не станет платить семь долларов пятьдесят центов за билет на этот фильм. Может быть, Джо Данте пригласит его на закрытый просмотр специально для съемочной группы, актерского состава и близких друзей. Может быть, она будет сидеть с ним рядом, а когда погаснет свет, сядет еще ближе и положит локоть на ручку кресла рядом с его локтем. (В темноте не будет видно его старческой руки.) И, может быть, после того как на экране появится псевдо-Ким Бесинджер, бегущая по местности, где ей не следовало бы появляться в таком платье, может быть, Джо Данте найдет его руку в темноте и сожмет ее своими руками, и они оба вспомнят, как он стоял у сцены и смотрел на Джо Данте, которая бегала в «яме» с песком, озвучивая бег актрисы на экране, и бегала весьма грациозно. Белая как снег, кожа на ее ногах тускло мерцала в темноте помещения, ее русые волосы развевались, как знамя, у нее за головой, и было такое впечатление, что она действительно бежит с большой скоростью, с такой большой скоростью, что у него даже стало покалывать сердце, и он отошел от сцены, вышел через плотную дверь в узкий длинный коридор, пошел по этому коридору, миновал еще два коротких узких коридора, открыл тяжелую дверь, прошел мимо секретарши, сидящей за тем, за чем обычно сидят секретарши. Мисти, щелкающая жевательной резинкой, помахала ему на прощание рукой.
— Чао, офицер, — сказала Мисти.
Глава 9
Если в студии звукозаписи «Магия» и недоставало рождественского духа, то его хватало с избытком в баре «О’Бойл» на Королевском бульваре через улицу от здания мэрии. В углу возле музыкального автомата стояла настоящая елка. Креста внизу не было, и елка была поставлена в обыкновенное пожарное ведро, наполненное водой, но игрушки на ней были вполне традиционные — шары, колокольчики, конфеты. На верхушке у нее была надета синтетическая звезда. Повсюду, где было только место, висели дешевые Санта Клаусы. Мишура и серпантин струились по ее ветвям. Из магнитофона, стоящего на полке за стойкой бара, неслась рождественская музыка (пленку слегка тянуло, магнитофон нуждался в ремонте), как раз в эту минуту «Юритмикс» исполняли «Зимнюю страну чудес».
Святочные крики радости некому было по достоинству оценить, так как единственными посетителями бара были товарищ прокурора района Квинс Карлтон Вудс и общественный защитник Маргарет Моррис, к которым присоединился сержант Джо Каллен, опоздавший на сорок пять минут, так как у него не было часов, традиционных по дизайну, но показывающих точное время, и потому что он не ожидал, что так долго задержится в студии звукозаписи.
Но Карлтона Вудса и Маргарет Моррис, кажется, не очень беспокоило его опоздание. Они устроились в кабинке, расположенной в задней части бара, сидели так близко друг к другу, что это явно не понравилось бы их начальству. Разговаривают о делах, решил Каллен. Карлтон Вудс выступал в качестве обвинителя на суде Элвиса Полка три с половиной года назад, а Маргарет Моррис была его адвокатом. Полк погорел, когда пытался продать краденый компьютер переодетому полицейскому. Прокурор и адвокат встретились вновь, когда детективы Лютер Тодд и Дженни Свейл допрашивали Полка о сходстве между кражей в аэропорту, произошедшей в День Благодарения, и кражей в складе авиагрузов в «Спидэйр». После того как Элвис Полк грохнул детективов, было о чем поговорить друг с другом.
Но оказалось, что они говорят не о делах, а о кинофильмах — не об озвучении картин, а о готовых картинах.
— Мы никак не можем решить, — сказала Маргарет Моррис, когда Каллен сел рядом с ними, — может быть, вы поможете нам: когда в кинорекламе сказано «Сискел и Эберт подняли вверх два больших пальца», это значит, что Сискелу и Эберту картина понравилась и они подняли вверх по большому пальцу, или же это значит, что одному из них картина понравилась со страшной силой?
— Маргарет имеет в виду, — сказал Вудс, — поднимают ли Сискел и Эберт четыре больших пальца, если фильм им действительно нравится, и значит ли это, если они поднимают только по одному пальцу, что фильм…
— Два поднятых вверх больших пальца означают — Сискел или Эберт, — Каллен ненавидел педантов, а Карлтон Вудс был напыщенным типом, так что он хотел сбить с него спесь ради его же пользы.
Маргарет Моррис рассмеялась и сказала:
— Точно.
Официант, не обращая внимание на музыку, смотрел по телевизору фильм «Опра Винфри». Заметив Каллена, он подошел к нему, чтобы взять заказ. С виду официант был довольно агрессивен — весь в татуировках, с косичкой в волосах, с животом и в тишорте, изображение на котором издалека можно было принять за хот-дог или улыбающееся лицо, но на самом деле это был презерватив, а под ним надпись «Развлекайтесь». Но у него были добрые глаза и мягкий голос. Может быть, раньше он был хулиганом, но стал на путь истинный, родился заново.
— Что вам принести, сэр?
— Кофе, пожалуйста, — сказал Каллен. — Черный и без сахара.
— Таким его и нужно пить. А как вы, ребята? Принести вам что-нибудь еще?
Маргарет Моррис допила виски и щелкнула по стакану пальцем, подталкивая его, как опытный шахматист подталкивает фигуру.
— Тоник и кока-колу.
— Тоник и кока-колу, — официант взял стакан. Но Маргарет Моррис просто проверяла официанта, она хотела знать, примет ли он такой заказ.
— Нет! Тоник и счет.
Официант украдкой улыбнулся Каллену. Мол, знаем мы таких баб, не так ли, приятель? Он опять улыбнулся, как бы говоря: «Эти толстухи обычно заказывают чизбургеры, двойную порцию жареной картошки, лук и диетическую содовую. Так что пусть не дурит нам голову, правда, приятель?» — Еще один коктейль и грейпфрутовый сок для вас, сэр?
Карлтон Вудс кивнул. Судя по трубочкам, лежащим на столе, Каллен, обладая полицейской смекалкой, мог догадаться, что это будет уже четвертый коктейль Вудса.
— Мы уже несколько дней только тем и занимаемся, что отвечаем на вопросы наших коллег, сержант, и меня оскорбляют намеки на то, что мисс Моррис и я каким-то образом причастны к смерти этих полицейских. Я думаю, вы не обидитесь, если я скажу вам, что весьма сожалею о том, что их убили таким зверским способом.
Вудс обладал внешностью, с которой он вполне мог выступать в каком-нибудь телешоу — умный, красивый, молодой афро-американец. Будучи американцем, он пользовался уважением белых, которые звали его на обеды, предлагали работу и приглашали вступать в разного рода организации. Будучи африканцем, он мог спокойно навещать свою дорогую мамочку по воскресеньям и не бояться, что на него нападут хулиганы. Соединительная черточка в слове афро-американец не являлась в его случае уравнительной черточкой, скорее она была тем препятствием, которое он должен постоянно преодолевать — послушно исполнять чьи-то команды, не обращать внимания на всякие шпильки в свой адрес.
Маргарет Моррис положила свою руку на руку Вудса.
— Ну, Карл… Сержант Каллен сказал нам по телефону, что он не занимается расследованием этого убийства. Он просто собирает информацию об убитых полицейских.
Вудс искоса посмотрел на Каллена, стараясь найти отверстие, через которое он мог бы заглянуть в его душу.
— Вы друг Хриньяка?
На магнитофоне звучала песня в исполнении Тома Глейзера, «Иисус, Иисус, Иисус, ты утомился». Звук плыл.
Каллен кивком головы поблагодарил официанта за кофе и стал яростно размешивать его — обычно он не размешивал кофе, — пока официант не поставил на стол тоник для Маргарет Моррис и коктейль для Вудса, а сам не ушел к стойке.