Обреченные на смерть
Шрифт:
— В нем играют Майкл Пауэл, Уэнди Хиллер и Роджер Лавсей.
«Я удивлена», — сказала Энн про себя. Вслух она этого не произнесла, но она всегда говорила так про себя, встречаясь с мужчинами — у нее их было двадцать семь, она все-таки считала.
«Я удивлена. Скажи что-нибудь такое, о чем я никогда не слышала, сделай что-нибудь, чего я никогда не видела, рассмеши меня, соверши какое-нибудь чудо, расскажи какую-нибудь трагическую историю, заведи меня. Черт возьми, взбодри меня!» И вот появляется этот коп…
— Акушерка, которая принимала роды у вашей жены… Вы стояли рядом, переживающий отец, и видели, как женщина засовывает
— А как насчет завтрашнего вечера?
— Завтра я не могу. В понедельник.
— Хорошо. Пусть будет понедельник.
— Я буду вас там ждать.
— Буду ждать с нетерпением… После этой акушерки я был верен всем женщинам, с которыми встречался.
— Да? А я не была верна своим мужчинам.
— Это не отменяет того, что я сказал.
— Нет, отменяет.
— Увидимся в понедельник вечером.
— Пока.
— Пока.
И это продолжается до настоящей минуты. Но они так и не стали по-настоящему близки друг другу, они по-прежнему не готовы стать мужем и женой. Они знали это, признавали это. Ей даже казалось иногда, что они гордятся этим. Энн Джонс, работающая на 14-м канале, и Джо Каллен, полицейский, были самыми одинокими людьми на земле. Этому одинокому мужчине и этой одинокой женщине нужно соединиться и таким образом избавиться от одиночества. Но нет, это не для них — только не для них. Они хотели быть вместе, оставаясь одинокими.
Ночь переходила в утро, был уже вторник, а Энн Джонс с 14-го канала так еще и не говорила с полицейским Джо Калленом, ее так называемым любовником, поклонником, ее так называемым… Последний раз они разговаривали в субботу, когда возвращались на Манхэттен после свадьбы, которая состоялась черт знает где. Они говорили о всяких пустяках.
Он: Так о чем был спор?
Она: Ты имеешь в виду того мужчину в пикейном костюме?
Он: Так они называются?
Она: Мы стояли возле рояля. Он спросил меня, умею ли «стучать по клавишам», выражаясь метафорически. Я сказала, что нет и что это никакая не метафора.
«Длинная рука закона» — это метафора, «заря века Аквариус» — тоже. Но он оказался умным сукиным сыном. Преподает где-то в университете. Он сказал, что «закон» — метонимия, а что касается «длинной руки закона», то хороши ли полицейские в постели? Я сменила тему и заговорила о сторожевых собаках. Я смотрела передачу по телевизору в три часа о сторожевых собаках: некоторых из них тренируют набрасываться на овец сзади и лаять на них; других учат кидаться на них спереди и класть их на землю. Он спросил, какой способ нравится мне больше. Он был из тех мужиков, которые в каждой фразе отыщут скрытый смысл. Потом он сделал мне предложение.
Он: Так вы не спорили?
Она: А я и не говорила, что мы спорили. Это ты сказал, что мы спорили.
Он: Ты хочешь, чтобы мы начали спорить с тобой сейчас?
Она запросто могла бы начать спор. Ей не везло в тот вечер. Ей не достался букет цветов от невесты на этой свадьбе. Она перевернула все в ящике стола, где хранились старые вещи, в поисках знаменитой фотографии, сделанной три с половиной года назад (на следующий день после встречи с Джо: вот почему она не могла пообедать с ним в тот день, хотя хотелось встретиться с ним немедленно). Она фотографировалась на свадьбе у Полли Крейвен, с которой жила в одной комнате, когда училась на последнем курсе в Анн Арборе. Та выходила замуж за Парка Авенала. Энн называла его Парк-Авеню — потому что именно там должна была жить его семья, если бы она не жила в Ллойд-Харбор, ибо он был богатый избалованный бездельник, а Энн хотела, чтобы Полли вышла замуж за Дона Коварда, ее дружка номер четыре, с которым они вместе учились в колледже, хотя он и считался порядочным подонком. Тогда ее подружку звали бы Полли Крейвен Ковард.
На фотографии слева была Полли, которая только что бросила в толпу букет цветов, справа — ее подружки и родственники, женщины брачного возраста, которые не собирались ни от кого принимать цветы. Нет, спасибо, замуж — не сейчас. Вот когда цветы будут дарить им коллеги, когда они станут работать в кабинетах, на дверях которых будет табличка с их именами, тогда… В центре фотографии были хохочущие, как подобает в данную минуту, девочки в возрасте от двадцати месяцев до тринадцати лет, встающие на цыпочки, чтобы прикоснуться к летящим цветам. В группе, стоящей справа, находилась толкающая других локтями, лезущая вперед, гримасничающая, готовая на любой неприличный поступок, выхватывающая букет белых роз из рук подружек невесты… сама Энн Джонс.
Энн нашла все-таки эту фотографию в ящике. Раньше она ставила ее на холодильник, но фотография раздражала Джо, у него пропадал аппетит при ее виде, он начинал чахнуть, и Энн не могла вынести этого. Она потерла фотографию на счастье и пошла на свадьбу, уверенная что именно ей достанется букет этих чертовых цветов, ей, а не кому-то другому, какой-то еще женщине, желающей выйти замуж. Она не подозревала, что судьба букета была уже предрешена и что Мария Эсперанса, женщина-полицейский, призванная охранять закон и порядок, имела сестру, которой и передала этот букет, так что остальные женщины, готовые принять участие в этом дурацком ритуале, остались с носом.
Но они не спорили, они почти не разговаривали всю дорогу. Теперь уже был вторник, и полицейский Джо Каллен, ее любовник, поклонник, ухажер, ее… имел на своем автоответчике запись ее телефонного звонка. Она позвонила ему в десять часов в субботу и сказала: «Как дела? Надеюсь, все в порядке. Позвони мне, когда вернешься домой. Я допоздна не буду ложиться спать… Пока. Мне не достался букет на свадьбе. О, да ты знаешь об этом. Ты еще был там, я забыла. Пока». Джо так и не позвонил ей. Что бы это могло значить? Только то, что он не позвонил ей, вот и все. Не нужно быть Фрейдом, чтобы понять, что это значило. Любая собака, обладающая собачьей логикой, поняла бы, что это значит.
Группа «Животная логика» напоминала Энн группу «Флитвуд Мак и 10000 маньяков»: их вещи всегда отлично начинались, но где-то в середине песни вы теряли к ней всякий интерес.
Кассета кончилась прямо возле дома Энн, и она соврала Бобби, сказав ему, что ей понравилась эта группа. Бобби вынул кассету из магнитофона, положил ее в коробочку и протянул Энн.
— О нет, я не могу…
— Перестаньте. Хотите, я помогу вам донести вещи?
У Энн с собой была сумка, полная видеокассет с записями старых телешоу, наобум набранных в архиве. Она хотела хорошенько их изучить у себя дома, разобраться в этих шоу, которые давали так мало зрителям, но за которые так много получали ведущие.