Обреченные на вымирание
Шрифт:
Ездить на машине все равно, что на велосипеде, никогда не разучишься. Мои суетливые манипуляции с рулем, напоминали судороги старшеклассника впервые оказавшегося на водительском сиденье. Машина рыскала из стороны в сторону. Едва не врезался в угол сарая, выруливая на дорогу. Через километр я уже уверенно мчался по песчаной дороге, выбрасывая снопы пыли из под колес.
Как и обещал Андрей, через несколько километров мне пришлось свернуть с дороги. Съехав с асфальта, я сбросил скорость. Хотя местность на первый взгляд виделась ровной, на самом деле оказалась с впадинами, с каменистыми выступами и мелким кустарником.
Прохлада лилась на меня из воздуховодов бодрящей свежестью. На пике удовольствия повернул переключатель обдува до максимума - я захотел замерзнуть. Вспомнил вьюжные Российские зимы, трескучий мороз, хруст снега под ногами, холодный, обжигающий ноздри воздух. Я глубоко дышал, вытягивал губы, надеясь увидеть струйки пара.
Белый самолет на фоне желтых гор увидел издалека.
– Молоток, Михалыч, быстро домчался, - едва я вылез из кабины, Андрей нырнул под руль и разомкнул провода.
– Давно ждешь?
– спросил я, все еще храня в себе прохладу, ощущая, как она растворяется, уходит из меня, сочится под лучами палящего солнца и млел.
– Ты, что? Кондей врубал?
– Да, - блаженно протянул я, с тоской прощаясь с заснеженными улицами Белгорода.
– Чтоб тебя черти съели! Михалыч, это же расход бензина…
Я посмотрел на него, хотел сказать, что глоток прохладного воздуха в меня вселил новую жизнь, разбудил море воспоминаний, но промолчал. Мне было хорошо и совсем не хотелось ругаться. Андрей смотрел на меня, вытаращив злые глаза, поджав губы и сопел. В какой-то момент показалось, что он мне сейчас двинет.
Обошлось, он сплюнул, залез в «тойоту» и с силой захлопнув дверь. Он сидел неподвижно, откинувшись на водительском сиденье. Я стоял рядом, не знал, что делать и думал, - «он сейчас заведет мотор и уедет без меня». Под жарким солнцем с каждой минутой, с каждым квантом растворяющейся прохлады ощущал прилив стыда. Вспомнил, как тяжело дался Андрею этот чертов бензин, вспомнил его валяющегося у ЗИЛа, без сознания, жалкого в пятне высохшей горючки.
Стекло медленно опустилось вниз, из машины донеслось.
– Ты едешь, или как?
Придавленный муками совести, пряча глаза в пол, я залез в машину. В салоне еще гуляла прохлада. Спиной ощутил холодок от обивки, и снова устыдился.
Мы ехали в сторону гор. Машину трясло на неровностях. Мелкий кустарник с хрустом ломался под колесами, ветки скребли по днищу. Чем ближе подбирались к склонам, тем они становились круче. Прохлада в салоне быстро растаяла, чтобы не изжариться в собственном поту, пришлось открыть окна.
Андрей остановил пикап в предгорье, разомкнул цепь. С прекращением рева мотора и долбежки подвесок, наступившая тишина показалась абсолютной. Я слышал шелест камешка, скатывающегося по склону, треск саранчи, шорох сухой травы. И это все была тишина.
– Сейчас перевалим через хребет, где-то там наше сокровище, - Андрей подмигнул мне, засунул навигатор в задний карман брюк и полез по склону.
– И это твои джунгли?
– спросил я, примеряясь к горе.
– Чего к словам цепляешься? Сверху казались джунглями. Я даже не знаю, как назвать этот лес. Каряжником, может?
Казавшийся невысоким и пустяшным на самом деле склон оказался трудной преградой, даже для такого тренированного человека, как Андрей, не говоря уже обо мне. Мы карабкались молча, упорно, не разгибая спин. Каменное крошево, сочилось из-под ног. Скальные выступы, словно противотанковые надолбы, порой преграждали путь. Деревья низкие и колючие цеплялись за одежду, конечно и мы цеплялись за них, но они еще и царапались, а бывало, и образовывали непролазную чащу, вынуждая нас делать крюки. Двигались медленно. Несколько раз останавливались стереть с лица пот и дать мышцам отдых. Не раз пожалели, что забыли воду. Спустя сорок минут достигли вершины.
Здесь деревья росли плотнее. Жар от солнца был невыносимым. Жалкая тень от жалких деревьев с уродливыми ветвями и с жесткими мелкими листочками едва помогала. Я положил руку себе на темечко и ощутил раскаленную сковородку. Надо признаться, испугался: «Еще немного и я брякнусь в обморок. Покачусь по склону, по колючим зарослям…».
Мы полезли к черту в пекло совсем неподготовленные. Солнце, казалось, палило по нам самым крупным калибром своих выжигающих лучей. Я снял треники, и отрезал раскладным ножиком левую штанину до колена.
– Какого рожна?
– услышал голос Андрея из соседних зарослей. По треску догадался, что он приближается. Я молча продолжал дело - натянул тканевый чулок на голову.
– Без прикрытия нам скоро солнечно ударит. Чувствуешь, какая здесь адская жара?
– говоря это, я завернул брючину внутрь, получилось что-то наподобие шапочки.
– Соображаешь, старичок,- Андрей подмигнул, переложил обломанную веточку из уголка рта в другой.
– Когда припечет, ты становишься смекалистым.
Он стоял рядом и с любопытством рассматривал мой головной убор. Я оторвал правую брючину и остался в шортах. Трикотажная "шапочка" перекочевала в руки Андрею. Он хмыкнул и натянул ее до ушей, но верх не завернул, как это сделал я, а загнул, получился колпак. Я невольно улыбнулся, он походил на Буратино - переростка, только что не деревянный и с обломанным носом. Мы передохнули, начали спуск. Сползли немного вниз, затем прошли метров триста на север.
– Все, Михалыч, пришли.
– Андрей оглядывая колючие кущи.
– Давай, прими немного левее, так увеличим зона поисков. Ищи автоматы. Наши калаши, цинки с патронами, разбитые ящики. Смотри внимательно, прошло пять лет, все заросло, -помолчал и добавил.
– Конечно, если их не нашли до нас. Но все равно, хотя бы обломки от ящиков.
Я удалился от Андрея на двадцать шагов и начал спуск. Внимательно всматривался в траву, в кустарник, под корявые деревья, в расщелины между камней. Жутко хотелось пить, горло пересохло, язык лип к небу. Через полчаса из сухих зарослей послышался зычный голос Андрея.
– Михалыч, ну что!?
– Пусто!
– Спускаемся до самого низа!
– Хорошо!
Мы спустились к основанию хребта и оказались на дне каменной впадины. Нас подковой обступили горы, на юге виднелся просвет. Андрей приложил руку к глазам, посмотрел на склон, заговорил:
– Я летел оттуда, с северо-востока. Помню эту антилопью бошку. Опустился совсем низко, чуть ли не брюхом царапался. Открыл люк. А в той пройме, - он указал на пустоту между рогами, - снова пошел вверх. Не помню, шел по центру или правее? А может левее?
– Андрей поворачивался, провожая взглядом свой воображаемый полет.