Обречённые. Том 1
Шрифт:
Получив смертельный разряд, мутанты умирали один за другим. Иные тихо, просто переставая дышать, иные по несколько минут корчились в конвульсиях, хрипели, на серых, чёрных, сизых губах и на клювах вспухала кровавая пена. Один за другим самые живучие затихали, вытягиваясь или скрючиваясь, как застал их последний миг агонии, да ещё опорожняли кишечник. Вонь, наверное, стояла адская — но фильтры противогазов отсеивали все неприятные запахи. Больше не проснулся ни один: снотворное действовало исправно, не снотворное даже, а очень сильный наркотик.
Последним лежало жирное, с багровой от избытка крови невыразительной
— Тьфу, ну и мерзость, — сплюнул на предпоследнего, уже отбившегося в агонии мутанта Шлипер. — Смотри-ка, очухался!
Мутные свинячьи глазки приоткрылись, и тут же зажмурились вновь — дневной полумрак для мутанта был ослепителен. Но в тот миг, на который их взгляды встретились, парень с содроганием понял: мутант в полном сознании и всё прекрасно понимает.
За эти дни и раньше, управляя оборудованием вольеров, он не раз смотрел мутантам в глаза. Порой взгляды были полны безразличия, будто не об их жизни и смерти идёт речь. Порой в них читалась столь же полная, всепоглощающая ненависть и презрение, может быть, больше, чем во взглядах только что пойманных тигров. Его давно не трогали и полные отчаянной мольбы и страха глазёнки мутантских детёнышей — в конце концов, ведь не ради же садизма как такового, а с научной целью… Опыт нужно провести, и этим всё сказано. Бывало и любопытство — особенно у детёнышей, но у только что отловленных, и ещё не знающих, что их ждёт…
Такого ещё не было никогда. Пузатый дегенерат всё понимал — но был абсолютно спокоен, в глазах не было ни ненависти, ни страха, ни надежды и мольбы. Зато было то, что имевший по психологии «отлично» Шлипер определил как чувство вины. Перед кем был виноват мутант и чем провинился, он не знал — но выродок был ему уже не безразличен. Наоборот, отчаянно хотелось его сохранить, чтобы потом, уже в лаборатории, выяснить всё начистоту. Одной из тем исследований была «психология homo mutantus». Значит, вполне законно сохранить и этот, действительно интересный экземпляр.
Шлипер нажал какую-то кнопку, жужжание затихло, высокотехнологичная машинка для убийства покорно выключилась. Наклонился, вкалывая трёхногому дополнительную порцию снотворного. И забубнил в рацию:
— Среди забракованных обнаружен подходящий экземпляр. Массо-габаритные характеристики отвечают возможностям транспортировки. Особая устойчивость к наркотическим и психотропным препаратам. IQ 100 баллов. Способен к сложным эмоциональным переживаниям. Прошу разрешить забрать мутанта сверх лимита.
Потом доцент Ле-Гофф не раз проклянёт себя за жадность. Но сейчас ему
— Ладно, бери жиртреса, — буркнул он неприветливо. — Мало ли, вдруг кто окочурится. — И прибавил в рацию: — Говорит Ле-Гофф. Погрузка закончилась. Разрешите двигаться дальше.
— Двигаться дальше разрешаю, — раздался в рации голос Сметонис. — Лейтенант, выделите гравилёт для доставки добычи на базу. Остальным — двигаться на восток полным ходом. К вечеру мы должны быть в Москве.
Взревев мотором, зашипев установкой антиграва, гравилёт с «клеткой» оторвался от земли. Кроме запертых в транспортный контейнер мутантов в машине сидели пилот-водитель Элсвинт и ответственный за «пассажиров» Шлипер. Заколыхался потревоженный реактивной струёй смог, быстро набирающая высоту машина растворилась во мгле. Сметонис, Ле-Гофф и Ривкин проводили его завистливыми взглядами: через два часа мальчишка будет дышать чистым горным воздухом, пить самую чистую на планете воду, смоет зловонную грязь в душе. После целой недели в этой дыре — роскошь неслыханная.
А им ещё предстоит поработать, заполнить все клетки прежде, чем «чистильщики» положат всех, кого привела в Москву жажда «швабоды и дымакратнии». Будет вам, уроды, и свобода, и демократия — в институтском вольере. Столько будет, что мало не покажется…
В Голицыно броневик Ярцеффа въезжал после полудня. Тут не рвались снаряды, не горел напалм, не слышалось выстрелов и стонов умирающих. Но мёртвая, однообразная тишина свидетельствовала: в посёлке что-то сильно не так. Сделали, как приходилось уже не раз — наскоро нацепив «скафандры», Ярцефф и Мэтхен загнали «Брэдли» в ближайший подходящий распадок и отправились прогуляться. Две фигуры, напоминающие людей только количеством рук и ног, неторопливо шли по посёлку. Автоматы, нацеленные «ёлочкой», готовы к стрельбе.
— Что за… Ярцефф, ты ЭТО видел?
— Ну-ка… Я так и думал: ОНИ тут уже побывали.
— Я не об этом. Смотри, ни у кого пулевых отверстий не видно. И от плазмострела тоже дырки бывают. А тут — как живые, рядочком лежат, только некоторых вроде кровью вырвало… С чего такое бывает, а?
— Интересно. Сейчас поглядим. Ну-ка, ну-ка…
Ярцефф склонился над крайним покойником. Паренёк лежал, как живой, если б не начавшая подсыхать кровавая пена в уголках рта, он бы казался живым. Не брезгуя грязной, не мытой с рождения шкурой, капитан перевернул мутанта на спину. Там тоже не было ничего, напоминающего пулевое отверстие. Какая-то подпалина обнаружилась на груди, но и она не напоминала ни след от выстрела в упор, ни, тем более, прожжённую лучом плазмострела дыру. Не удовлетворившись одним трупом, капитан осмотрел ещё несколько — но только пожал плечами.
— Впервые вижу. Одно точно скажу: на фронте таких не было. Впечатление такое, будто их убили в упор — либо мощным разрядом тока, либо направленным потоком омега-энергии. Но для этого они должны были так и лежать, не пытаться прикрыться руками, отползти, тем более сопротивляться. Их сперва лишили сознания, или усыпили, а потом убивали по одному. Причём всё делали не добровольцы, а профи: никаких следов боя. Местных взяли тёпленькими, без суеты и стрельбы. Сам знаешь, добровольцы на такое не способны.