Обречённые. Том 1
Шрифт:
— Зачем такие сложности, когда можно просто перестрелять?
— И я теряюсь в догадках, парень. Если это не добровольцы, выбор небогатый. В то, что сюда бросят КСО, я не верю. Да и наши так не работают. Или внутренники, или частники. В смысле, частные военные компании. Ну, точно — они. Смотри, вон дыра, а от неё идут следы колёс. Местные забились под землю, а им газ пустили, только нелетальный. Когда эти заснули, послали робота, который извлёк тела. И уже наверху, разложив рядочком, прикончили бедолаг омега-энергией. Спрашивается: зачем? Не понимаю… Опыты, что ли, какие-то?
— Точно! — воскликнул Эрхард, досадуя,
— Но эти мертвы!
— Правильно. Они не подошли, — как всегда, прикоснувшись к истине, Мэтхен был возбуждён. Знакомый каждому настоящему учёному азарт погони за знанием, за ответами на вопросы. — Тех, кто подошли, увезли. Вон там, где грязь выгорела — садился гравиплан.
— Правильно, — одобрил Ярцефф. — А вот — гравипланы, шедшие по земле. Их сопровождали боевые гравилёты — две штуки. Они тоже шли по земле — чтобы никого не пропустить… Молодец, научился, следы читать.
Он заметил следы первым. Современная техника, бескровные, профессиональные действия чужой группы капитану не нравились. Они означали: кроме глупых и не слишком-то храбрых добровольцев, на охоту вышел кто-то серьёзный. И надо, кровь из носу надо понять его мотивы.
— Командир, кроме учёных, живые мутанты никому не нужны. И тем — в виде подопытных крыс. Я даже знаю, что за учёные.
— Да и я догадываюсь, — махнул рукой Ярцефф. — МИИАМ, ну точно он. Там охранный подряд держит «Пашендэйл» — слышал про таких? А я слышал. Частная военная компания, и серьёзная. Их спецы даже на Луне использовались, техническую разведку и радиоэлектронную борьбу против ханьцев вели. Ударные части тоже неплохие. — Внезапно кулаки капитана сжались, в голосе прорезалась сдержанная ярость: — Ну почему любой сволочи что-то от местных надо?! Как они достали!
— Что делать будем, капитан?
— Ну, положим, тех, которые с пленными взлетели, уже не достанешь. А вот ублюдков, которые на Москву идут по земле, мы можем догнать. И там, мало того, что поговорить по душам, так получить за их шкуры нехилые бабки…
— В энергоединицах?
— Не, сейчас патроны дороже. Если повезёт, что-то посовременное захватил. А то если нас расколют, в этой железной коробке накроют спокойно. Нужен гравилёт, ну хотя бы малый боевой гравиплан. Не думаю, что «Пашендэйлы» катаются на древних броневичках. Будет гравилёт, или хотя бы гравиплан — о половине опасностей можно забыть. В машину!
Обдав трупы струями солярочного дыма, «Брэдли» на максимальной скорости рванул на восток. Его трясло и качало на ухабах и трещинах, подбрасывало на камнях — за сто двадцать лет без ухода шоссе превратилось в пересечёнку. Но скорости не сбавляли: такой шанс выпадает только раз. Если гравипланы взлетят, их не поймаешь. Хорошо хоть, колонна продолжает идти по земле, держится шоссе. То ли есть в ней что-то сугубо наземное, то ли просто шерстят придорожные поселения на предмет нового «материала».
Понятное дело, «людьми», или хотя бы «существами» называть их нельзя: человек двадцать второго века знает, что вивисекция и опыты над людьми — или хотя бы относительно разумными, но безусловно живыми и способными чувствовать боль животными — аморальны. Охота на них — тоже. К счастью, совесть человеческая весьма пластична, изощрённый интеллектуал легко обойдёт
И оттого в глазах Ярцеффа — тоже мутанта, выведенного с одной-единственной целью, убивать таких же мутантов «хунвейбинов» — стынет спокойная, деловитая ненависть профессионала. Оттого внимательно вглядывается в камеры Жуха, а Отшельник грустно и виновато улыбается. При всей своей мудрости он всё же слишком наивен. Он никогда об этом не говорил, но Ярцефф не сомневается: мудрец всё пытается найти возможность окончить дело миром. «А мира не будет, — отчётливо, как смертный приговор, осознаёт Мэтхен. — Не мы выбрали правила войны, точнее, войну без правил. Поэтому и нам остаётся ответить тем же».
Колонну они услышали издали. Смог скрывал всё вокруг непроницаемым пологом, но звуки, немного искажая, только усиливал. Ярцефф прикинул расстояние…
— Километра три будет. Поднажмём! Дудоня, ходу, ходу!
…Всё-таки могло ничего и не получиться, как ни крути, двигатели на «холодном» ядерном синтезе имели огромный резерв мощности, да и массу уменьшить благодаря антиграву — не проблема. Могли безнадёжно оторваться даже по земле в любой момент, а могли просто взлететь. Поэтому, когда из мглы проступили угловатые, скорее не авиационные, а танковые абрисы гравипланов, Ярцефф вздохнул с облегчением.
— Может, дать по ним длинной? — поинтересовался Свин.
— Ят-те дам! Пристраиваемся к колонне. Как обычно, вы наружу не показываетесь до атаки.
— Есть, командир, — весело произнёс Жуха.
Бывший танкист был не прочь посмотреть, что внутри у забарьерных машин. А к их настоящим хозяевам испытывал те же самые чувства, что и они сами — к мутантам. По привычке анализируя происходящее, Мэтхен отметил: схожие интеллектуальные проблемы мутанты и люди решали схожим образом. Если видишь в противнике такого, как ты сам, ну, хотя бы разумное живое существо, убить его непросто. Совесть мешает, сам себя ублюдком чувствуешь. Но заставь себя поверить, что на той стороне — нелюди, выродки, мутанты, без которых планета станет только чище — всё, нет проблем. Недели вторжения хватило, чтобы это открытие совершили и по эту сторону Барьера. «Это ли не доказательство, что мы все — одного поля ягоды?» — грустно подумал Мэтхен, выбираясь в люк бронемашины. Отшельник, наверное, понял всё раньше: вместо участия в боях ему оставалось только думать, благо мыслить гигантский мозг умел.
Снова Мэтхен обозревал мир не напрямую, а через запачканное бронестекло скафандра. Снова фильтры «скафандра» трудились, закачивая под бронемаску чистый, приемлемый для забарьерных жителей воздух. «Ведь обходился без этого полтора года, — некстати подумал Мэтхен. — И отчего-то не склеил ласты. Может, я тоже… мутант?» Он не отказался бы посмотреть на своё досье в Комитете расового контроля, наверняка там было много интересного. Раньше эти сведения повергли бы его в ужас. Теперь… Теперь он хотел оказаться мутантом. Быть человеком, после всего увиденного, не жаждалось.