Обречённые. Том 1
Шрифт:
И уже спокойно и уверенно, одним плавным движением дослав пулю, он послал её в спину другого гражданского — на сей раз низенького и толстого, бестолково метавшегося меж горящими броневиками. Игла достала на пределе дальности, сил ей хватило только на то, чтобы неглубоко воткнуться в шею. Этого хватило: тело грузно опустилось в грязь. Мэтхен поймал в прицел следующего учёного: с его пневматической винтовкой больше не на кого охотиться. Пехотные скафандры иглы не брали даже в упор, и оставалось охотиться за теми, у кого их не было. А вояк пусть валят остальные.
Их заметили. Добровольцы по большей части бестолково метались между горящими машинами, но бойцы Ривкина залегли, выцеливая стрелков. Противник, перемоловший с воздуха целую бронекколонну, был там, наверху, а эти, напавшие, едва представилась возможность, находились в зоне досягаемости. Значит, главная цель — именно они.
Неслышно в воцарившейся какофонии выплюнула иглу пневматическая винтовка — и Жуха вин неуклюже повалился в грязь. С шипением сработал плазмострел кого-то из солдат. Шипение, запах горящего мяса, едва заметный в нечистом воздухе дымок… Вспыхнувшее факелом, тело осело в грязь: поток плазмы перерезал его пополам.
Взревел мотор «Брэдли» — Дудоне никто не приказывал, но он всё понял правильно. Испепеляя грязь и камень, луч ударил туда, где только что стояла машина. В следующий миг рявкнула двадцатипятимиллиметровая пушка, сорвался с направляющих дождавшийся достойной цели ПТУРС. Один из ещё живых танков скрылся в облаке взрыва — но вот снаряды…
У гравилёта не было времени подняться в воздух, а по земле ползти мешали горящие машины. Всё, что мог экипаж — включить на полную мощность установку энергоброни. В неё-то, окружившую и без того мощную броню незримым ореолом, и ударили снаряды. Сейчас, вот сейчас металлопластиковый борт покроется дырами попаданий, он ведь не совсем боевой, так сказать, в полицейском исполнении… Такой калибр должен взять…
Снаряды подлетали к броне почти вплотную — и как-то незаметно, беззвучно исчезали, будто их и не было, рассыпались металлическим песком и измельчённой в пудру гексогенной начинкой — и бесполезно развеивались по ветру. Даже попадая в пламя, крошечные кусочки взрывчатки не могли произвести что-то заметное глазу. А снаряды летели и летели, долбя в упор несокрушимое — и всё так же рассыпались невесомой пудрой. Порой в неё попадали и пули — но они умирали уж вовсе мгновенно, едва ли не в полуметре от тяжеловесно-угловатых бортов. Гравилёт ведь, не самолёт, ему наплевать на силу тяжести, оттого проще и с аэродинамикой.
— Твою-то мать! — проорал Ярцефф, выпрыгивая из послужившей окопом ямки. Ослепительно-белый луч прочертил по её дну дымящуюся борозду, частью испарил, частью расплавил оказавшийся у него на пути естественный бруствер. Капитан едва успел выпрыгнуть, а вот раненного выдернуть… Почти успел. Слепящий поток, казалось, лишь слегка зацепил раненое тело —
Защиты от плазмопушки нет — только совсем уж мощная энергоброня, какую могут запитать энергией реакторы космических линкоров, ну, так и «пушки» на них — соответствующие. Но и сама она не способна испускать непрерывный импульс дольше полуминуты, не взрываясь. Вот если дать ей пару секунд «передохнуть», а потом нажать на «старт» по новой… Этот краткий миг, пока «главный калибр» гравилёта «отдыхал», Ярцефф использовал по полной. Оставив на месте уже бездыханное тело, капитан рысью метнулся за развалины. Разумеется, они не защитят от выстрела, плазмопушка шутя берёт пять метров фортификационного бетона. Но помешать оператору плазмопушки целиться — помешает…
…И снова мрак пробила исполинская белая стрела. Только начиналась она где-то далеко в вышине, в смоге, а заканчивалась… Огненный луч с адским грохотом проломил силовое поле, ударил в броню — и сразу пошёл ядовитым дымом, истаивая, как снег в кипятке, не уступающий по прочности стали металлопластик. Едва вырвавшийся из крошечного раструба новый импульс оборвался полсекунды спустя, он лишь прожёг в стенах развалин несколько дыр подряд. А затем рвануло, да так, как никогда бы не смогла взорваться танковая боеукладка. Так мог бы гахнуть пороховой погреб линкора Второй Мировой…
Когда к глазам вернулась способность видеть (но всё равно перед ним мельтешили какие-то тёмные кляксы), Мэтхен приподнялся. Едва пережившие вспышку, глаза истекали слезами и болезненно ныли, в голове будто ворочался раскалённый гвоздь, подташнивало. Не лучше было и с ушами. Нет, как ни странно, что-то Мэтхен слышал. Странный какой-то треск… Это же рвутся патроны в перевёрнутом, горящем бронетранспортёре. Вот пули и барабанят о броню изнутри. Вряд ли в железной коробке остался кто-то живой.
Ещё вдали рычал мотор. Вдали? До «Брэдли» всего-то десять метров, просто слышно плохо… Вот, так лучше.
— Жив?! — раздаётся голос Ярцеффа. Командиру, повезло — часть мощи ударной волны приняли на себя развалины.
— Вроде…
— Идти можешь? Ясно.
Не мудрствуя лукаво, Ярцефф поднял друга на руки, мощные мышцы напряглись лишь вполсилы. Почти не шатаясь, командир пронёс его до броневика, а там жёсткие руки Клеопатри помогли впихнуть Мэтхена внутрь.
— Что… с остальными? — спросил Мэтхен, когда в рот полилась трофейная вода.
— Что, что, — буркнул Клеопатря, поправляя свою косу. — Как машина ихняя шандарахнула, нас как котят раскидало! Броневик-то наш, вон, и то чуть не опрокинуло. Камеру сорвало и перископ погнуло, как целиться-то теперь?! А этим конец всем. Я вылезал, смотрел: там после того, как жахнуло, ничего живого не осталось. Только обломки какие-то, не узнать даже, где танк был, где броневик, а где вовсе грузовик с каким-то хламом… Ну, и нас припечатало: троих, вон, насмерть, да ещё семерым досталось… Ты-то как?