Обреченные
Шрифт:
– Не стыдитесь, мисс Мэдисон. Ибо я знаю: мироздание отвергло вас и сослало навеки в обжигающий анус подземного царства. – На его безмятежном лице ни тени ехидства. – Мне ведомо, что вы испытываете постоянный голод и жажду и утолить их нечем, кроме как обильным угощением из свежей мочи и экскрементов…
О боги! Милый твиттерянин, у меня нет слов. Понятия не имею, где Фест такого наслушался, но в аду все не настолько плохо. Не ем я какашки и мочу не пью. Не верь ни единому слову.
Я не Чарлз Дарвин!
– А еще мне известно, – он глядит на меня с предельной жалостью, – известно, что вас вынуждают беспрестанно совокупляться с прокаженными
СПИДЭмили-Канадка, поддержи меня. Никого не заставляют спать с демонами, верно? У меня как у virgo intacta [40] есть твердое тому доказательство, однако представить его на обозрение Фесту я никак не могу. То есть, даже если я попытаюсь продемонстрировать ему свою девственность, выйдет несколько развратно.
40
Virgo intacta – девственница (лат.).
– Я знаю, вы презираемы всеми достойными тварями Божьими. – Голубые телячьи глаза Феста моргают. – Каждое разумное существо полагает, что вы не заслуживаете уважения. В нынешнем состоянии вы более отвратительны, чем…
– Замолкни! – Окаменев, я лежу на покрывале. Грудь ходит ходуном. Внутри все кипит. Лучше я проведу вечность, закусывая вонючими какашками, чем меня будет поносить какой-то ангелочек-ханжа. Станет он мне бойфрендом, не станет – я ухожу. Я встаю. Поправляю очки. Разглаживаю юбку-шорты.
– Прошу извинить. Но в это самое время я, насколько понимаю, обязана предаваться блуду с больным извращенным уродцем.
– Подождите, – умоляет Фест.
Я жду. Вот она, моя главная слабость: надежда.
– Бог низверг вас в ад не потому, что вы гнусны, а потому, что знает, как вы сильны. Бог знает: вы умны, отважны и вас не сломят мучения, которые губят более слабые души… – Фест поднимается и зависает в воздухе, трепеща у меня перед лицом. – С начала времен Бог предначертал вам стать Его лазутчиком в преисподней.
Бог, разъясняет Фест, знает, что я чиста сердцем.
Бог понимает, что я уникальна. Он верит: я милая, умная и добрая. И не считает толстой. Он хочет, чтобы я сделалась его сверхсекретным двойным агентом.
Совсем как ангельская разновидность навязчивых дарвиновских зябликов, Фест взлетает, возбужденно мечется золотистой феечкой и наконец усаживается мне на плечо. Стоя, будто попугай, возле моего уха, он говорит:
– Бог заклинает вас предотвратить страшную неминуемую катастрофу.
21 декабря, 13:28 по гавайско-алеутскому времени
Свидание с ангелом
Отправила Мэдисон Спенсер (Madisonspencer@aftrlife.hell)
Милый твиттерянин!
Тем временем грозовые тучи собираются в небе над «Пангеей». Тучи свинцово-синего цвета – такой цвет я ощущаю, когда грызу простой карандаш, – мчат к Мэдлантиде со всех сторон света; темный полог висит так низко, что кажется – яхту расплющило между давящим черным потолком и ослепительным фантастическим ландшафтом из вспученного пластика цвета хлопка. И нет, я замечаю сходство между моим положением и морскими приключениями мистера Дарвина на «Бигле». Мы оба отважно ринулись в жестокий Тихий океан навстречу судьбе. Как сверхъестествоиспытатель и последователь мистера Дарвина, я собираюсь с духом. Тем временем за дверью каюты расхаживает мистер К., а мой деревенский кавалер продолжает выдавать божественные откровения.
– Не бойтесь, мисс Мэдисон, – говорит ангел Фест, паря посреди запертой каюты, набитой мягкими игрушками, кошачьими волосками и мертвыми блохами. – Ваше существование – Божий промысел, и каждая ваша совершенная мысль и деяние – его воля.
Ангел Фест лучится мягко-розовым, как отороченный светло-вишневым шелком абажур в «Парк Авеню», и его блики дрожат на всем, до чего дотягиваются: на непрочитанной книге «Наши тела и мы» с прикроватного столика (явно подарок – на корешке ни морщинки), на «Радостях французской кухни» с загнутыми уголками страниц (мое любимое чтиво перед сном), на серебряной рамке фотографии, где голые родители улыбаются на пляже камбоджийского экокурорта. Крохотулька Фест; его ангельские черты, пальцы, нос, подбородок с ямочкой – их словно вылепили при помощи кондитерского мешка со сливочным кремом.
Он говорит, и на его лице такое открытое выражение, словно он приглашает к тележке со сладостями, к витрине пекарни, к коробке шоколада.
– Бог даровал вам тяжкий труд, но не затем, чтобы испытать, а чтобы показать вам присущую вам силу. – Голос у него мягкий, но вместе с тем мощный, как океанский вал. Слова звучат слабо, будто раскаты далекого грома. – Господь помещает души в смертные тела, дабы они испытали себя и лучше поняли свои силы, – поясняет мне этот красавец мальчик-с-пальчик, от ботинок на нижних конечностях которого еще не отвалились коровьи лепешки.
Из-за запертой двери моей каюты другой голос окликает:
– Ангел Мэдисон!
Потом следует фыркающий залп испускаемых газов – так называемое «Аве Мэдди» верного скотинита. Голос – вибрато мистера К. – продолжает:
– Мне очень надо с тобой поговорить!
Как мне объясняет Фест, стремительное в последнее время разрастание ада начало беспокоить Бога. При нынешнем уровне грубости и хамского поведения почти все души оказываются прокляты.
– Драгоценные души уже в возрасте трех-четырех лет, воспитанные на неверно расставленных мультикультурных приоритетах «Улицы Сезам», – заявляет Фест, – обречены еще до того, как погрузятся в безбожное болото системы общественных школ. А поток входящих в Жемчужные Врата, – говорит он, – превратился в ручеек, и Бог обеспокоен, что Небеса вскоре сделаются ненужными – всего лишь нелепым гетто, заселенным редкими, чистыми до скрипа плодами домашнего образования. Если бы в этот самый момент какой-нибудь глобальный катаклизм уничтожил человечество, все души отправились бы в ад. Некого было бы оставить на Земле плодиться. Сатана победил бы, а Бога бы посрамили.
Потому Бог и внедрил меня в ад. То есть я – тайный агент Господа, хотя сама даже не знала своей тайной стратегической цели.
Следует тягостное молчание, и я спрашиваю:
– Чем Богу не нравится «Улица Сезам»?
– Вы, мисс Мэдисон, редчайший идеал, подобный пламени свечи, – твердит Фест. – Вот почему Бог низверг вас в преисподнюю. И почему вывел на битву с худшими душами в истории человечества. И почему из всех испытаний вы вышли с победой. – Так страстно произносит он свою речь. Так неистово. Его вскормленная на кукурузе фигура так и пляшет под воскресно-школьным облачением.