Обреченный мост
Шрифт:
— Кое-что в лес утащили. К крестнику вашему, Левше, кстати. Он хоть и раненый, да не на голову. А что?
— Да всё как-то нелогично складывается… — пожаловался Новик.
— Вот именно. И ты теперь, как я погляжу, так же думаешь, — вновь кивнул Гурджава, ещё более удовлетворённо. — Значит, само собой напрашивается вопрос…
Упершись кулаками в карту, полковник исподлобья уставился на капитана.
— Зачем им это надо? Завозить оборудование моста, который уже и тянуть-то некуда? Не на Кубань же, занятую нашими войсками? — возмущённо отпрянул от карты Давид Бероевич. — Или они таки верят, что вернут Кавказ?.. —
Будто командир II разведотряда затеял всю эту нелепость: строить мост в никуда и не вовремя. А теперь, надо же, не хочет сознаться в сути замысла.
— На что они там, в Берлине, надеются? Что это вообще за бред? Пожалуй, надо бы эту «хрень»… — он попытался воспроизвести воздушную картину, но дыма уже не хватило на новый рисунок: папироса обгорела до картона мундштука. — Пожалуй, надо бы на эту электро-хрень посмотреть.
— И узнать, что там Хмуров вычислил, — добавил капитан Новик.
Керчь. Городской археологический музей
Мёльде и Жарков
Полицай-комиссар Керчи даже присел, чтобы не сказать — опал на край дубового саркофага с доисторическим трухлявым покойником.
«Что за бред?..» — явственно читалось в морщинах на его лбу.
Образ арийской невозмутимости, документированной генеалогическим древом аж с 1673 года, пострадал до неузнаваемости, когда он несколько раз открыл и закрыл рот, точно выброшенная на песок рыба, и наконец выдавил из себя, придерживая рукой пластыри на щеке:
— Какого чёрта?
Сомнение вообще не было в характере оберстлейтнанта. Будучи логиком большим, чем иной гегельянец, он бы куда хладнокровнее отнесся к известию, что, например, генерал Йенеке уже брассом гребёт в Констанцу. Было такое совпадение на логарифмической линейке его мышления, допускалась такая возможность [66] .
Но предположить, что Рейх, изнемогающий от недостатка почти всех стратегических материалов, вдруг оставит «красной сволочи» сотни тонн дефицитнейшей стали, проката, рельсов, инженерного оборудования, цемента и строительной техники, столь необходимых тут же, в Керчи, для устройства оборонительных сооружений?
66
И небезосновательное. К эвакуации морем командующий войсками Вермахта в Крыму генерал-полковник Йенеке начал готовиться заранее, несмотря на отказ командования. Да и из Сталинградского котла, поговаривают, он бежал, симулируя ранение. А когда в январе 1945 года направил лично А. Гитлеру письмо, в котором обрисовал катастрофическое положение Германии, то по приказу фюрера был вообще исключён из списков Вермахта.
Теперь вот ещё…
— На вокзале зондеркоманда СС передаст на ваше попечение электромоторы и другое электрооборудование для механизмов разведения моста, — невозмутимо продолжил Жарков, будто не замечая гримасы недоумения на лице полицай-комиссара. — Это взамен тех моторов, что вы прозевали в форте «Тотлебен», — заметил он без тени упрёка, но кровь бросилась в лицо Эриха, болезненно пульсируя в ране.
Ране, полученной, как выясняется, при уничтожении русскими важнейших технологических составляющих
«Нарочно или случайно? Знали русские, что именно хранится в подземельях крепости или нет? — теперь этот вопрос не казался праздным, но, пожалуй, второстепенным. — Зачем? Почему взамен уничтоженного ценного оборудования, которое следовало бы и самим взорвать накануне русского десанта, везут новое?!»
Эрих пытливо всмотрелся в невозмутимое лицо штандартенфюрера, но не нашел в нем ни ответа, ни сочувствия его смятению.
«Почему? Это действительно сверхсекретная операция Абвера, как пытается представить сейчас Жарков, или?..»
Оберстлейтнант состроил откровенно скептическую гримасу, но Жарков никак не отреагировал и даже отвернулся, будто заинтересовавшись коллекцией древних черепов.
«Или для того, чтобы у Советов, после захвата Крыма, не возникло проблем со строительством трофейного моста», — сделал окончательный вывод полицай-комиссар.
Теперь он почти не сомневался, что у русского проснулся их загадочный патриотизм к Родине-мачехе. С таким за время службы в тайной полиции он сталкивался, и не раз. И плоть, и душу изуродует иному советская власть, а он за неё последнее, что есть, отдаёт — жизнь.
Полицай-комиссар, невольно сунув сжатые кулаки в карманы плаща, подошёл к Жаркову сзади. Бывший полковник Русской Императорской армии, найдя своё смутное отражение в застеклённом шкафу, как ни в чём не бывало, поправлял мизинцем старомодные седые бачки и похлопывал по бедру белой перчаткой.
Это вызвало у Эриха ещё один приступ глухой, но неуёмной злобы.
«Такой ещё в Первую войну [67] , в 15-м, рубанул шашкой отца в августовских лесах под Гродно», — подумалось ему без всякой видимой привязки к действительности. Да и к логике. С чего бы это русский полковник удостоил вдруг сопливого немецкого фенриха сабельной дуэлью?
67
Немцы, как известно, не разделяли I и II мировые войны, полагая Вторую триумфальным продолжением Первой.
— Поверьте мне, герр Мёльде, чем демонстративнее будет ваша забота о привезённом оборудовании, тем будет лучше для дела, — не оборачиваясь, заявил штандартенфюрер как истину в последней инстанции.
Верить в это полицай-комиссар отказывался. И так и сказал:
— Отказываюсь верить. Более откровенного, я бы сказал, наглого сотрудничества с Советами я ещё…
— И правильно делаете, что отказываетесь, — прервал его, сухо улыбнувшись, Жарков. — И впредь отказывайтесь, — поощрительно помахал он перчаткой. — И желательно, также демонстративно.
— Это ещё зачем?! — чуть не вскрикнул Эрих, окончательно потерявшись от гнева и недоумения.
— Чтобы привлечь внимание подпольщиков, — слегка даже удивлённо, как само собой разумеющееся, пояснил Жарков. — У вас же есть на примете советские агенты?
— Имеются… — еле выдавил из себя оберстлейтнант.
Ни признавать, ни принижать своих успехов на этом поприще ему не хотелось. Тем более что перед ним, с вероятностью 9 из 10, был русский шпион.
— За которыми вы установили слежку? — продолжал тем временем «шпион». — Вот некая Сомова Наталья, например…