Обреченный мост
Шрифт:
Трижды разведчики, оставив в полукилометре «инвалидную команду», выходили к самой трассе, выискивая место для броска. Наконец определились: нашли место ещё довольно высоко, чуть ниже ответвления к Кизил-Коба, но до ближайших стационарных постов охраны (высмотрели!) без малого по версте что вниз, что вверх. И почти до самой трассы доходит балка — русло какого-то, ныне замерзшего, ручейка.
В балке и сосредоточились, вся «инвалидная команда» и сапёрный полувзвод Левши. А разведчики разделились: часть заняли позиции у самой дороги, а пятеро, под предводительством
А погода чем дальше, тем больше становилась «партизанской»: ветер и снег усиливались, так что пятёрку всадников-татар, поднимающихся к Джалману, сначала услышали (джигиты перекрикивали ветер), а потом уже только разглядели: тёмные горбатые силуэты в снежных вихрях на фоне белой дороги и заметённых снегом кустов.
— А знаешь, что они тараторят, командир? — чуть приподнял голову в лохматом треухе Шурале Сабаев.
— Что на пересменку пора, — отозвался почти невидимый Хачариди.
— Так ты что, понимаешь по-нашему? — поразился Шурале.
— Нет, но орднунг я уже выучил, — огрызнулся Серёга. — Всё, подъём. И будем молиться, чтоб их сменщикам на метель не моглось выползти. Хоть минут десять.
…Молитвы ли помогли, партизанское горькое счастье ли, но только аж на пятнадцатой минуте трасса вернулась в свой режим, и то не от «оборонцев», а от «крокодила», который пёр, подвывая и лязгая, наверх, к Джалману.
К тому времени все партизаны перебрались через шоссе. Замыкающие уже брели в полусотне шагов от трассы, а спасительная метель успела загладить и полосу следов поперёк шоссе, и наспех замаскированный проход в кустарнике на северной стороне.
Разведчики — кто не впрягся в санки и волокуши с ранеными и «ценным грузом», замотанным в брезент, кто не поддерживал «ходячих», — прокладывали путь по снежной целине. Каждый следующий привал оказывался длиннее предыдущего, всё труднее было сдвигать с места обессиливших людей. Уже и Арсений на третьем привале обошёл чуть не всех, заглядывая в измождённые лица и всё повторяя:
— Чё ж помирать теперь, когда столько уже промучились? До аэродрома — ну полчаса, от силы…
Керчь, ул. Сталина. Полевая комендатура «FK 676 Kertsch»
Новость привела штандартенфюрера Жаркова в ярость.
Шутка ли, специальное оборудование, которое должна была доставить зондеркоманда 10 B, доставлено не было, не в комплекте, по крайней мере.
«Хотя, кой черт — крайней?» — злобно развязал узел Иван Сергеевич на концах своего, чуть ли не «фамильного», верблюжьего башлыка.
— Как это вы умудрились? — буркнул штандартенфюрер штурмбаннфюреру доктору Вильгельму Курту, сердито скрипя дореволюционным паркетом Дома пионеров № 1.
Тот, худосочный, чтобы не сказать тощий, но жилистый, как морской канат, напротив, являя спокойствие истинно нордическое, только сверкнул глубоко посаженными глазами из-под ладони,
— Партизанские операции практически невозможно предсказать, это вам не армия с её стратегическим планированием и прогнозированием.
— Ой ли? — малопонятно как-то возразил русский коллаборационист.
«У русских вообще много невразумительных местоимений, — подумал доктор Курт. — Одна матерщина чего стоит. Никогда не поймёшь её место и смысл в речи, сплошное надругательство над грамматикой».
И Курт снова прислушался к тому, что несёт русский штандартенфюрер, пытаясь понять.
— Одна только братская встреча Боске через столько лет разлуки наводит на мысль о не случайности, — продолжал скрипеть тот. — Где они, кстати?
— Теперь оба проходят проверку в тайной полевой полиции, у её местного бонзы, такого себе Мёльде. Знаете уже его?
— Познакомились, — как-то двусмысленно хмыкнул русский. Будто выругался, ей-богу. А потом заявил что-то, ещё более странное: — Было бы вам полезно вернуть их обоих себе.
— Что ж тут полезного? — не поверил слуху доктор Курт. — Потенциальных шпионов?
— Полезно держать их на глазах и присматривать, — пояснил Жаркофф.
Это ещё предполагало какую-то логику, так что доктор Курт только неопределённо пожал плечами, сложив руки за спину.
— К слову о контрразведке… — будто и впрямь припомнив, наморщил и без того морщинистый лоб старик. — Что ваш шеф по линии СД, полицай-фюрер Крыма?
— Что? — не понял доктор Курт.
— Зитц ничего не заподозрил?
— Ну, раз я здесь… — снова пожал плечами штурмбаннфюрер, мигнув серебром погона.
— Действительно, — кивнул Жарков, тряхнув не по годам густой, но сплошь седой шевелюрой — будто её хлоркой обработали. — Ладно, вернемся к нашим баранам…
Самого главного в привезённом оборудовании как раз таки не было. Того, что было заказано им ещё в Берлине, а исполнено непосредственно в Рижском «Цеппелине» [71] И что попало в руки врага.
«Впрочем, едва ли там сообразят, что оно такое!» — Только это его и заставило нервно затянуть концы башлыка, успокоившись: оборудование кануло где-то в дебрях крымского леса, у партизан.
71
Куда буквально вскорости переберется и весь Абвер на оккупированной территории.
Знал бы он, что в партизанском отряде II района, у Ф.Ф. Беседина в подчинении находится простой воентехник Лёвка Хмуров, он же — уникальный «специалист минно-торпедных средств» с бывшего военного завода в Атламе. Самородок, отличавшийся тем, что в своё время самый замудрённый ЭПРОН-овский прибор мог вразумить зубилом, или самую секретную торпеду принудить плыть куда следует, а палить — не в белый свет, как копейку, а в заранее выбранную цель.
Истинно «Левша», — впрочем, и кличка у Лёвки была именно такая…